1.

Путем огня моя сторонка
На поле Куликовом сил
Символика восстала звонко
И меч — из ножен и могил

За мифом миф в просторах серых
Лишь солнце выглянет на час —
Святая сила армий белых
Сияй доспехами на нас

На вас, на вы — Непрядва к Дону
И устоять — не устоять
И ангелы восходят к трону
И в силе мышцы — благодать

И у Прощеного колодца
Они собрались и вокруг
Миф распустился словно солнце
И я, и ты, и он — сам-друг.


2.


Внутри меня всего немало
и утро бьется как попало
и не хватает ерунды
живой воды

и перечеркнутый на слове
всегда во всем и наготове
уйти неведомо куда
и навсегда

я остаюсь в своей берлоге
я у экрана при дороге
в пустыне вечных новостей
но нет вестей.

3.
Сегодня во мне совершалось движенье
похожее на вдевание
нитки в иголку
с непременным промахиванием:
не туда
и опять возвращенье
пока не
прошел в игольное ушко
и поспешил к вечерне.


4.

«Путь, который выбрал, — совершился», —
так сказал — и в яму провалился:
в темную, пуховую кровать.

В тупике, в заторе молишь Бога:
«Помоги!» И вот тебе - дорога,
глина, грязь, но надобно шагать
напрямки в какие-то канавы
под какой-то близкий и лукавый
смех.


5.


Они говорят: «Будет так. Аминь».
А я промолчу, пропущу — один
на расстоянии, на «может быть».
Господь вразумит куда плыть.
Они перекрестятся, подтвердят,
а я некстати — «на мой взгляд»
и «вероятно», хотя — вот:
вопрошание, водоворот.
Ситуация «всегда первый шаг».
Два ангела светлые до предгорий —
так,
по бурелому, и только на
заднем плане
вершина дальняя — воспоминанье.
И: может быть — прямо,
может быть — вбок.
Кто знает?
Помолитесь, дабы Господь помог.


6.

И люди словно деревья
на остановке
без всякого
бого—
подобья
паденья
парус
и тот вдали —
веселый такой отшельник


7.

Чистый Понедельник
ты меня прости —
возьму веник
подмести


8.

Благословляющая рука
резко
издалека
пополам
раскалывается собор
и человеки
тихие до сих пор —
оскалы
за ними
вдали
узнаю лица
место
где мы встретимся
доброта глаз
поговорим
кого искали мы
чего хотели
легкие
в светоносном теле


9.

На кухне вымыта посуда,
и, подметая пол покуда,
я слышал как внесли сосуд:
благоухающее миро.
А небо было сиро-сиро.
Мария — слышалось — зовут.
Она у ног Его сидела,
ловила слово и глядела,
и миро в волосах её.

Провалы быта. Бытиё.
Душа готова, как Мария.
Ах, эти помыслы благие.
Но я, как Марфа. Боже мой!
Не завлеки меня гордыня.
Не упрекну. И сам отныне
не в суете, но с суетой.


10.

Давно уже страсти промчались мордасти:
старушка к трамваю с клюкой от напасти
к трамваю и сумочка полная — сеть,
продукты, и пуговки, пуговки — медь
в кармане пришпиленном. Вос—
поминанья.
Заполненный шкаф. Пыль мирозданья,
трясение чашек, шорох речей.
Отверзи ми двери
связкой ключей.
Тело согбенное, но горяча
ярого воску в небе свеча.


11.

На городе — клеймо.
Я подойду — погоди.
Фасады особняков
и
узкие глаза,
тесный пивной кружок.
Робко
ветерок по каналу.
Царь Петр (или кто?)
поджаривает еретиков.
Ноги — на угольях,
руки — тащат вниз:
подвал? преисподняя?
Аду приблизилась душа моя.
Плотная, серая тишина
субботняя.


12.

Но есть отчаянная радость
в стихиях плоти свет искать —
проваливаться и — мечтать —
о том, что написать неплохо
о путешествии вдвоем
и, может быть, трактат объемный:
«Где Дух Господень, там свобода».
Над озером. Пойду, пойду
за молоком в соседний хутор,
а вечером начнем читать
поэтов — жадных сластолюбцев.
Но ты им, милая, не верь.
И будет сумрак, будут сосны,
виденье светлое над плесом,
а сновиденье — вразумит.


13.

Тучи справа и слева.
Сева
и лето слева —
и ноготки
раскрываются утром.
Пахнет супом.
Парашюты укропа —
летим, зевая.
Шашки двигаем.


14.

Утро плотное, утро совсем
цып-цып-цып — прибегут — им мало
каша манная
духота
наступает
и растет.
Подберу слова:
«плоть» и «смерть»
наколю дрова
на крылечке присяду.
«Мда… —
сосед —
то да се —
в коммунию
(палец вниз)
собираюсь


15.
Молоток неугомонно,
свежесть краски — обновленье,
новых парт столпотворенье,
теплый дождик — на сентябрь.

Я — всем новый — оживленно,
класс — от шуток, и косички —
засмотрелся. «А, отличник!» —
Колька выполз, как дикарь.

Чинят стенд — пошел на помощь.
Колька сбоку снова тянет,
а Наташка и не взглянет,
что-то пишет в дневнике.


16.
Солнечко мое солнечко солное,
грибков бы тебе еще баночку,
посиди, погляжу, Машенька,
схожу в погреб принесу квашеной.

Пойдем завтра пораньше к вырубке,
там малины, чай, бабы ведрами,
и лукошко возьмем, белых-то.
Вот какая ты стала, поди узнай!

А тут ходит Кузьма, спрашивает,
я ему, стало быть, в городе.
Хорошо не забыла нас, ладно что,
попей простоквашки еще.


17.

Пора зеленых снегопадов
и несусветных новостей.
Перед калиткой с самосадом
сидит в фуфайке дед Матвей.
Перезимовано. И внуки
поодаль бродят — руки в брюки,
начался отдыха сезон,
лягушки задают концерты,
и грустно звезды-экстроверты
нашептывают сказку-сон.


18.

Ползешь к балкону,
дождь обычный,
и язык
не птичий,
а китайский
издалече.
Иллюзия охватности,
на плечи
садится птица из неясных стран
и говорит, что, в общем, всё похоже:
не ветер — кинь, полынь — одно и то же
на первый взгляд
и — просьба — не простынь.


19.

Не все так однозначно просто
И утро маленького роста
И птица синего пера
На плоском кружится экране
За лентой новостей — цунами
И все такое, и жара.


20.

С виду
такой весь из себя
а случись что — не обопрешься


21

УЛЬТИМАТУМ

Пожил здесь на халяву — и хорош, выметывайся
А он все крылышками, понимаешь, машет —
Жук такой!


22.

Долгая беседа с собой:
А не дурак он.


23.

ready-made

чужая речь
и своя
как объекты стихов


24.

Ни и не
В твоем окне
Тополь быстро облетел
А на яблоне
Еще красные яблоки
Соблазна.


25.

Солнечный лед реки разбега
Детская радость первого снега
И лесопилки пронзительный гул
Я убегаю, и утонул
Лес вековой за краешком света
И костерок моего сюжета.


26.

Я помню, милая, с тобой
мы выходили в час ночной
гулять.

Мы выходили в темный сад
лет сто, наверное, назад
скучать.

Мы выходили, может быть.
Перечитай, чтоб не забыть
Фета.

Впереди лето.


27.

Не то что бы, а прямо О
Осоловело высоко.
А звезды прямо надо мной,
И мы с тобой
Болтаем глупости под ними.


28.

Я буду вас рифмовать рифмовать
вам — что за дело
я буду вас танцевать танцевать
вам — надоело
нет, не буду, отойду
беспокойно на виду
возле ветерок реке
гордый замок на песке
волны штурмовали
и меня скучали.


29.

Лютой плоти
взор напротив:
страсть, затиснутая в жест —
в беспокойном повороте
головы —
вдогонку чресл.


30.

Овалы звука
ноль девять и
и на белом фоне
элементы души:
мячик, бутсы и
блюдце.
Бабушка по головке погладит,
к деду отправит.
Элементы души:
шкаф, сервант, холодильник,
холодное пиво;
кошки скребут.
Стакан об стенку!
Возле тарелки
глаз мигает.


31.

В берете синем у крыльца
стоит товарищ без лица
и шепчет громко: «Подлецы!»

Уснула очередь за ним.

А два могучих продавца
в ответ кивают без конца
и повторяют: «Подлецы!»

И выпускают дым.

Душистый дым от сигарет.
Товарищ — да, товарищ — нет.


32.

Возникали чувства всякие,
выходили люди важные
и читали по бумажке,

и играла всюду музыка,
развеселая такая.

Друг за другом наблюдали —
как одеты и обуты.

Улетали в небо шарики,
громко хлопали ладоши
и, казалось, все хорошие.


33.

В здоровом теле дух разноречив.
Днесь поспешает он бутылки сдать,
а завтра, все поводья распустив,
на электричке песню догонять.

Знакомьтесь — толпы ломят на футбол,
а возле — пары движутся в кино,
а после — дорисую — свечи, стол:
мечтай, ведь абсолютно все равно.

В здоровом теле беспокойный дух,
но вот пришло сравнение — петух.


34.

Я молчу, хотя она — ромашка,
день, цветок подлунной глубины,
стройная, звенящая букашка
клейкой тишины.

Я зову, хотя она — не сходит,
дом — запор, хозяин — часовой,
две косички — в напряженье — смотрит
телевизор голубой.


35.

Станем большими —
очень смешными,
очень серьезно
скажем: «Морозец».
И поспешим
в магазин.


36.

Январь, февраль, начало марта,
апрель... не может быть, апрель.
Приколотая к стенке карта
ведет за тридевять земель.
Но выпал снег —
вот это смех.
И началось: февраль, январь,
декабрь, ноябрь, октябрь...
Осень.
Давайте слушать пенье сосен.


37.

Человек чурается прямых путей:
неуютно ступать по бесконечной просеке.
«Прошу вас, налево, налево,» — настукивает сердце.
Тропинка водит на поводке мысль,
подталкивает на диалог
с лесом,
с небом,
с собой.
И ты,
накручивая километр за километром,
не замечаешь как
погружаешься
в лес,
в небо,
в себя.


38.

Двигаться
над едва далекими стогами
птицей
серо-синей
весной.


39.

Есть в травах млечный аромат,
цветки — как подражанье солнцу.
Заброшенное лаем бьется:
собаки, люди — невпопад.
Тоска о жизни — до и после,
а тут — чуть-чуть вприпрыжку возле
всех развлечений и примеров
в толпе веселых пионеров
проходит мальчик озорной.
Не верь — он миг, он — лязг
седой.


40.

В тучи серые нырнуть
напролом в лихую жуть
сводит ноги в ледяной
весь в мурашках
весь стрелой
мимо в тине окуней
поскорее от слепней
стриж веселый напрямик
самолет над ним как штык
выплываем к солнцу
выплываем к звездам
и на берегу-режку
расстаемся.


41.

Забудешь как дверь открыть,
вращаешь ключ не туда,
войдешь — и знакомых предметов напасть,
загомонило.
Пыль на книгах
и грудой консервы — гряда.
Листья шуршат — дождь.
Сядешь на стул: было.


42.

И я спешу давно непросто
Мой мир и так давно не мой
В потоке арт-пространства — остов
И взгляд заведомо чужой

Касанье слов, касанье взгляда
И мир, которого не надо.


43.

Ни декабрьским ледоходом
ни волненьем tete-a-tete
в передряге дальних лет
Блоком ни иль теплоходом

греет не, томит нисколько
навевает никуда
а — отчетливые строки
петербургская судьба

не чахоточный, возможно
а закрученный, затем
не сумняшеся ничтоже
между всех и — между тем


44.

Несутся школьники по кругу
вдоль по решеток и дворцов.
Я осень — тихую подругу —
спокойность синяя цветов.

Здесь пил вино, здесь целовались,
вдоль по, вдоль за — канала за
такая жизнь, такая малость,
экскурсионные глаза.

Сейчас присяду на скамейке
и — осень, Болдино — на старт.
Но нет! Прохожий в телогрейке
стоит «подвинься» тут как тут.


45.

И в одиночестве последнем
едва ли не
заключены
за северной рекой
в осеннем
пределе месяца-луны
останется едва ли но
земля прекрасная — на дно
но обернемся —
и с весельем
за легким платьем новизны
и в одиночестве последнем
не будет месяца-луны.


46.

Зимний солнцеворот
и Рождество
ясли сердца
и Свет с востока


47.

Закрылись желтые страницы
Державы титульный разор
И ветер — ястреб заграницы
До самых потаенных нор.

И отступая в день нездешний,
Продлить пытаюсь полотно:
Сюжет пути и крик потешный,
И утра синее окно.

Но в тишине давно условной
Летит прощание — прощай!
И небо серостью просторной,
И снег валит на слово «май».

на середине мира
новое столетие
город золотой
корни и ветви
созвездие филарета