АРКАДИЙ СЛАВОРОСОВ

1957 — 2005. В последние месяцы его жизни вышла книга стихов "Опиум", в Севастополе, в 2005 году. Издательский Дом "Юность", товарищество "Знак". Все тексты взяты из названной книги, последовательность не соблюдена. Один из ярких представителей московского андеграунда конца 70-х, 80-х и 90-х. В стихах заметна лианозовская линия (Сергеев, Кропивницкий), а так же линия высокого модерна питерского извода. Его стихи оказали огромное влияние на формирование аутентичной словесной культуры арбатских поэтов (конец 80-х — начало 90-х). Думается, стихи Аркадия Славоросова нельзя назвать стихами, принадлежащими только субкультуре. Это действительно значительное явление в поэзии последних 30-ти лет.


АПОСТОЛ

Когда приходит год расплаты
И зеркала огнём полны,
Не время пришивать заплаты
Мне на прожжённые штаны
И языком мусолить даты
Давно проигранной войны.

Когда приходит час прозренья,
Приуготовлен я вполне
Внимать молчанию как пенью,
Считать песок в чужой стране
И быть лишь тенью, только тенью
На солнцем залитой стене.

Но вот приходит миг удачи,
Весь Рима погрузится во тьму,
Всё до кодранта я растрачу,
Покину отчую тюрьму,
Слезой случайной обозначу
Свой путь по лику Твоему.


*
В земле от Курил до Польши,
Где даже вода — кристалл,
Мне нечего дать вам больше,
Я всё уже вам отдал.

Остались мандраж похмельный
Да тоненький голосок.
Я только сосуд скудельный,
А воду впитал песок.

Возьмите меня! Разруха
Одна сторожит в саду.
Рабу не отрежут ухо
И даже не предадут.

Войдите, как в лета оны,
Горланя: "Огня! Огня!"
И ангелов легионы
Не вступятся за меня.

Напяльте венок терновый,
И плетью а ну пылить…
За эдакие обновы
Мне нечем теперь платить.

Я жалок и гол, взгляните,
И сам-то себя стыжусь.
Распните меня, распните!
На большее — не гожусь.


СОМНЕНИЯ

Трём отрокам — три огненные пещи…
Каким огнём свою судьбу измерю?
Как верить мне в невидимые вещи,
Когда и в видимые я почти не верю?

Иду по жизни, сдвинув на бок кепи,
Из мутных дней в болезненные ночи.
И только пепел слов, остывший пепел
Холодный ветер мне швыряет в очи.

Глаза мне не промыть святой водою.
Сквозь пальцы утечёт вода святая…
Гляжу в себя, как в зеркало пустое,
И предрассветной тайной тенью таю.

Вся эта явь тонка, как целлулоид,
Но не прорвать прозрачного пейзажа.
Киношник мир на эту плёнку ловит,
Не думая о муках персонажа.

Что ж, персонаж, считай сомнений чётки.
Иным, быть может, стал бы мир, не сдрейфь я…
Изображенья мутны и нечётки:
Людей прохожих вижу как деревья.

Любя наощупь, слепо ненавидя,
записывая рифмы на бумажку,
Вдруг Лествицу Иакова увидя,
Себя лишь тихо ущипну за ляжку.

Воскресшему из мёртвых не поверю,
Как я не верю невоскресшим мёртвым…
Есть слово "Дверь", а там за этой Дверью
Есть слово Бог, но далее — всё стёрто…

А Богу — Крест. И тарурные свечи.
Какой мне боли? — всё не поумнею.
И как любить невидимые вещи,
Когда и видимые я любить не смею…


*
Достань мыслишку из своей заначки
В три пополуночи, в нетопленной квартире.
Частица истины, как метка Божьей Прачки,
Лежит на всём, что существует в мире.

Мерзейший бред, чистейшая из этик,
Крест, полумесяц, роза, Тютчев, муха —
Всё есть. Лишь нет хулы на Духа.
Я существую и оправдан этим.

Что ход планет! Пытливый ум, исчисли
Бег наркоманий в поисках лекарства.
Ложь изречённая имеет форму мысли
И этим сопричастна жизни Царства.

Эй, выпускник подпольного лицея
Для дефективных, снова нету зелья?
Кумарные плетёшь теодицеи,
Да ереси кухонные с похмелья.

Строчи стишком неровным и неравным,
Пока в окно Евроклион не дунул.
Оправдывай Того, Кем ты оправдан,
Придумывай Того, Кем ты придуман.


МЫТАРЬ

Мне у Тебя ничего не вымолить
Даже за гнойный стигмат стиха.
Имя Твое недостоин вымолвить
Устами чёрными от греха.

Окостенел от ступни до темени
В самой промозглой из вольных воль.
Мозг мой — как сгусток ползучей темени.
Мне о Тебе и помыслить — боль.

Хоть проползти по кайме, по краю мне
Мира (не то, чтобы к алтарю),
Точно хула. Как на праздник в храме
Вечно вонючему золотарю.

Звезда, чадя, догорит ракетою,
Вычертив путь пальцеглазой судьбе.
Гортанью, съеденною спирохетой,
Молитву мою промолчу Тебе.

Нет у меня ни лица, ни имени.
Истаю — воск от лица огня.
Но Ты, Милосердый, Благой, Любимый мой,
Помысли о мне, назови меня.


ИЗ ГЛУБИНЫ ВОЗЗВАХ

Когда меня крюком железным
Потащит дьявол в жерло тьмы,
Я воззову к Тебе из бездны.
Внемли же дерзостному "Мы".

В дурном бессмертии мытарства
Душа из мрака воззовёт:
"Казни! Но дай же видеть Царства
Мне и отсюда горний свет!"

Тень тени вопиет беззвучно.
Лишь эхо эха глас её.
Но там, где даже гибнуть — скучно,
Со мной, во мне лицо Твоё.

Я — мёртвый пёс. Не знаю лада.
Но вечной пытки пригубя,
Из раковой палаты ада
Хриплю: "Я так люблю Тебя!".


БЕДНАЯ ЛИЗА

Пламя свечек поминальных,
Словно алая листва.
Шёпот бабок повивальных,
Чёрных плакальщиц слова,
Всё, что будет, всё, что было
Восковой слезой кропим.
Только шелест: "Милый, милый";
Трепет огненных купин.
Ведь в случайном, невозможном
Мире следствий и причин
Божьим знаком непреложным
Пламя тоненькой свечи
Над купелью, над могилой
(Хоть кому и невдомёк),

…Только шёпот: "Милый, милый,
Больно жжётся огонёк".


*
Я в прошлое стучусь.
И звук такой: бум-м! бум!
(Ограбленный тайник?)
А в будущее я
Тихонько поскребусь —
Там только гул и гуд
За Царскими Дверьми.
И вот в своём теперь,
И вот в своём сейчас,
И ныне, и пока,
Не ведая потерь,
Валяя дурака,
По самый хвост увяз.
Туда — сюда… Но нет
"Туда" или "сюда".
Есть только это "здесь"
(И мне в нём хорошо).
Я — это только я.
Всё остальное — Бог.
Как муха в кулаке,
Жужжу свои псалмы.


КАМЕНЬ

Я устал, словно камень, что, как ни крути,
Столько грустных веков гневным солнцем палим,
Всё лежит у обочины, на пути
В город Бога Иерусалим.

Под лежачие камни вода не течёт,
Да откуда здесь взяться воде?
Постоит разве рядом халдей-звездочёт,
Пусть сверяя по светлой звезде.

Да присядет пастух, человек небольшой,
Пусть цикады мгновения ткут.
Молча взглянет на камень и смутится душой:
Там по серым щекам его слёзы текут.

То проедет туристский автобус, пыля,
Но не мне из окошка помашет рука…
Я устал. Как вращается туго земля,
Под невидимый взор подставляя бока.

Но, когда небо ночью звездами горит,
Я вдруг смутно припомню свой небесный постой:
Я не жалкий булыжник, но — метеорит,
И был тоже когда-то звездой.

Чёрный камень, на землю упавший с небес,
От неё уже неотделим,
Я всего лишь одно из усталых чудес
На дороге в Иерусалим.


АЛЕУТСКАЯ ПЕСНЯ

Моей жене

Обними меня крепче, любимая, обними меня крепче,
Пока ветер, рождённый вращеньем галактик,
в кустарнике шепчет,

Дребезжит жестяной облетевшей листвой так по-нищенски сиро,
Мою бедную душу срывая
с шершавой поверхности мира.

Обними меня крепче, любимая, обними меня крепче,
Пока в мышь не вонзил свои когти прожорливый кречет,
Пока мне только страшно смотреть
в эту вечную дикую бездну,

Обними меня крепче,
не то я во мраке кромешном исчезну.

Обними меня крепче, любимая, обними меня крепче,
Помолись обо мне
Божьей Матери да Иоанну Предтече,

Помолись, чтоб меня тихим словом любви —
"Авва, Отче!" —

Удержать в ледяном дуновенье арктической ночи.
Обними меня крепче, любимая, обними меня крепче,
И утихнет Борей, и шепнут непослушные губы: "Мне легче…"
И целую я пальцы руки
слабой, маленькой, тленной,

Вновь меня не отдавшей
безжалостным духам Вселенной.

Обними меня крепче, любимая. обними меня крепче…




АРКАДИЙ СЛАВОРОСОВ
на Середине мира.


Стихи
из книги "Опиум".

Стихотворения
из сборника «КРОВЬ»


Чудесный алмаз :
ЧНБ о стихах Славоросова.




на середине мира: главная
озарения
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва
многоточие
новое столетие
у ворот зари



Hosted by uCoz