АЛЕКСЕЙ СОСНАСТИХИ* * * ... а в Гефсиманском саду Он молился о чаше, а после жалил чело поцелуй черный, а после того, как убоялся побоев и трижды отрекся апостол и мстительно в спину петух провопил о позоре его, Он приближался к кресту, чертополохом увенчан, камни бросала толпа, стража делила хитон. Но во спасенье души, кажется, кто-то из женщин Кровь его вытер со лба. И не записано то. Символы трех языков на деревянной дощечке - ИНиЦИалы вины — были видны, а в шестом часе он всех нас простил, и через головы в вечность брошен последним послом был 21-й псалом. Как Я взлечу над землей, над руинами Иерусалима, Как у Меня из-под ног, накренившись, уйдет материк, - бред живописца хмельного, которого очень просили нарисовать. Он не смог отказать. Он был добрый старик. И наступила зима по всему бесконечному фронту. И застывала вода, и искрилась кристаллами льда... А живописец писал, лишь в конце перешел на офорты — утром, когда протрезвел. И не ранее. Только тогда. Сильные пальцы творца. И игла по металлу скользила. И волосок золотой извивался под хрупкой иглой... И проступало лицо, а когда наконец проступило, был Он отозван Отцом, ибо время Его истекло. «Вот и пробился Мой луч сквозь дремучую мглу Пятикнижья. Вот и уходит мой дух в недоступную зрителям глушь. Будет две тысячи лет, вам, хранящие это затишье. Но Я вернусь, Я вернусь, Я вернусь, Я вернусь, Я вернусь...» * * * Белеет на столе открытая тетрадь, И ей не надо лгать, не надо притворяться. Сейчас я напишу: Какая благодать! Мне нечего терять и некого бояться. Откуда эта блажь? Повсюду тишь да гладь. Лишь семь огромных слов никак не покорятся и маленький союз: Мне нечего терять. Какая благодать! И некого бояться! И легкий сквознячок мистический опять гуляет между строк, и буквы чуть двоятся... Попробуйте сказать: Какая благодать. Нам нечего терять и некого бояться. на середине мира новое столетие город золотой корни и ветви литинститут |