поэзия 90-х — авторы о себе — критика — стихи

ВЕСТИ


СЕРГЕЙ КРУГЛОВ
(Минусинск)


Мы когда-то считали, что нимб —
Просто блестящий металлический диск,
Которым голова прикрепляется к доске.
Мы за чудо почитали копоть икон
И неразличимость цветов. Чудес
Мы не знали. Но произошло
Открытие небес, светолитие дня.



КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВ
(Борисоглебск)


От ранней до поздней звезды
сумеем почувствовать вечность,
и ночь — до рассветной черты —
как глину, успеет обжечь нас.

И чувства свои сбережём,
и им никогда не изменим,
крещёные общим огнём,
сожжённые общим крещеньем…



СВЕТЛАНА КЕКОВА
(Саратов)


О, сколько б мы ни делали попыток
познать законы Божьей мастерской,
чтоб, музыкальной раковины свиток
достав руками из воды морской,

ключ отыскать для дивных нотных знаков,
в загадочные вникнуть письмена, —
итог попыток этих одинаков:
всё глубже тайна, все прочней она.



НИКОЛАЙ ШИПИЛОВ
(Минск)


А остров качало, как зыбку. Как ял,
Штормило его и качало.
Мой юный отец на коленях стоял
У жизни сыновней начала.

Он был — офицером советским. Ему ль
Стоять пред ставром и молиться?
Но ставр уберег его тело от пуль,
Чтоб мне на земле воплотиться.

И пела японка: «…прииде Крестом…»
Матрос подпевал: «…всему миру…»
И зыбка, как шконка, качалась при том,
Кивала военному клиру.



АЛЕКСАНДР БАШЛАЧЁВ


— Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
Если хочешь — стихами грехи замолю,
Но объясни — я люблю оттого, что болит,
Или это болит, оттого, что люблю?



АНДРЕЙ КОНОНОВ
(Вятка)


И судьбы все переплелись,
И бездной дышит каждый атом.
А мальчик, поднимаясь ввысь,
Скользит над берегом покатым.

Туда, где сотни тысяч рек
Сошлись к единому истоку.
И где покой, и где ночлег,
И ожидание до срока.



ДМИТРИЙ СТРОЦЕВ

(Минск)


я, выйдя в небеса
увидел в небе сад
как мне теперь назад
вернуть мои глаза

они теперь как ртуть
как ягоды во рту
им кажется за труд
поплакать поутру

поплачут, поглядят
на сад после дождя
и плакать захотят
как малое дитя




ВИТАЛИНА
ТХОРЖЕВСКАЯ

(Екатеринбург)


*
Земля не хочет боли никому,
Сплошным священнолиствием шурша.
Тогда за что, скажи, иль почему
Отравлена тоской твоя душа.

Цикады прозвенели напролет.
Вставал рассвет, одет в полутона.
Все непрерывно движется, живет,
Отбрасывая напрочь имена.

И так она печалится, дружок,
Как радовалась некогда с тобой,
И носит черный по тебе платок,
Как некогда носила голубой.





АЛЕКСАНДР
ПЕТРУШКИН

(Кыштым,
Южный Урал)


Как проходят не люди, но тени от них — в позитиве.
Только съёмка уже невозможна, засвечена вся киноплёнка —
Ты ещё не видала те восемь озёр в таком виде,
Но уже говорила про них, как молитву, читала негромко:
Поберечься. Отставку приять, как возможность возврата
На исходные — так и пули ввернулися в ружья.




МАКСИМ
АНКУДИНОВ

(Екатеринбург).


Вот я
С рыбами речными
Подружился,
В гости к рыбам
Часто прихожу.
Я, наверное,
Рехнулся —
Раздвоился
И о рыбах,
Как о нации,
Сужу.




АЛЕКСАНДР
АДЕЛЬФИНСКИЙ

(Майкоп)
Кто б ни был ты — мне жаль тебя ребёнком
Безжалостным, которого жалеют.
А жалость, отпуская, опускает,
А там, внизу, нетрудно и подумать,
Что выше всех, покуда недостойны.
Ты сам-то где, и что, молчи, с тобою,
Ты сам-то кто? Обрезав пуповину
Вселенной, ты куда придёшь отсюда?



ЕВГЕНИЯ
ИЗВАРИНА

(Екатеринбург)


* * * *
либо жемчуг менять на пшено
либо петь упокой на крестинах

было страшно и было смешно
в свой черёд но в чужих палестинах

человек себе сон возомнил
чтоб при детях на крик не сорваться

было нечем держаться за мир
стало незачем оставаться

разделяя суконный покос
на околицу и округу

где жемчужины в адский мороз
словно голуби жмутся друг к другу.







на середине мира
станция
новое столетие
город золотой
корни и ветви
озарения

Hosted by uCoz