НАДЕЖДА МУРАВЬЁВА
Родилась в 1970 году, в Москве. В 90-х годах жила в Латинской Америке. Сейчас снова в Москве. В первую очередь — писатель и поэт, потом — журналист со стажем;
немало лет проработала как литературный критик в «Независимой газете», в литературном приложении «Экслибрис» и штатным —
и внештатным сотрудником, ведущим полосы. Перевожу с испанского, хотя это не основная профессия.
Но, несомненно, кроме всего прочего, ещё и переводчик с испанского и английского, и предподаватель испанского. Лауреат Филаретовской премии.
Живу в Москве. Рассказы печатались в разных журналах здесь и в Америке.
Роман «Майя» из эпохи Серебряного века был напечатан из-вом «Захаров» в 2005 году.
Одно из самых любимых занятий, помимо чтения, — это странствие по городам и весям разных стран, а так же по языкам и фольклору разных народов.
Русский язык как таковой, его сокровища, его скрытые возможности — одна из самых больших любовей.
КАМЕННИК
ПО ДОРОГЕ
Обветшавшие сени мирного дома…
На сеновале трухлявый пол, и опасные доски, и дыры.
Река набухла, и правый берег размыло,
И Каменник весь разлился, так что камней
Не увидишь в чавкающей воде.
Две жерди, два хлипких мостка
Переброшены в этот мир из иного мира,
В одну мою жизнь из другой.
Ночами и днями, когда застучится под самое сердце
Вода оврага, реки, Каменника, дождя,
Родника, многоцветных луж по дороге в деревню,
Я выбираюсь на эти мостки и иду,
Осклизаясь, хватаясь за пропитанный
Влагой и дымом воздух.
Вот еще немного — и я упаду, и промокнут ноги,
Но каждый раз — еще немного — сквозь тяжкую глину оврага,
Земляничные мокрые листья
И пухлые шапки коварных белых растений,
Опушающих все лицо липучей пыльцой,
Я вырываюсь наверх,
Выхожу на свет
И вижу — старая ель обхватила руками березу,
Накрененную, словно лодка, и не дает утонуть,
И держит ее, прочно обвив ветвями.
А небо волнуется, и два еще километра до дома,
До мирного дома, единственного моего.
Еще подъем, и еще холм, и
Еще холмы мешают мне думать и видеть.
Но церковь моя в тополиных, крапчатых листьях,
Снесенная в пятьдесят первом,
Стоит у самой дороги.
Вот — мне бы идти налегке,
Но руки ноют от груза ненужных вещей —
От пустеющих воспоминаний об обидах и оскорбленьях,
О моем неумении вовремя выйти
Из игры, об этих мучительных играх…
Но ведь нет ничего —
Только плещется молоко, и капли
Бегут по жести бидона.
Донести молоко из одной деревни в другую —
Такое мирное, спокойное дело.
Донести мою
Многократную, эхом продленную нежность,
Открыть скрипучую дверь голубого цвета
И молочно-белое слово
Поставить на стол, которого все еще нет,
А, может, уже не будет.
И запах накаленной красной печи,
И серебристый, облупленный голубь над книжной полкой,
И голоса, и ощущение, что наконец
Воротился…
Господи Боже ты мой, я по этим мосткам,
По этой размокшей дороге, вдоль цепи холмов
Готова из ночи в ночь, изо дня в день,
Потому что Ты, потому что утрата,
Потому что ее не бывает,
Потому что Дом,
Потому что Ты,
Потому что память равна воде.
12 декабря 1994
***
Мы были тогда незнакомы,
Всем детством разделены,
В больницах скучали по дому
И видели схожие сны:
Был города выцветший кокон
Безжизнен, прозрачен и тих.
В похожести вымерших окон
Не выделить окон своих.
Там вещи слегка изменились
И улицы сдвинулись с мест,
Там лестницы накренились,
Спасительный темен подъезд.
Но комната все еще та же,
Как будто никем не взята.
Я трогаю стены и глажу,
Мой дом. А за ним пустота.
Мой радостный, ты ли утрачен,
Каким перечеркнут пером,
Каким номерком обозначен
В ряду обреченных на слом?
Вбегаю, срываюсь с балкона
И вижу, взлетев впопыхах –
Блестят тополиные кроны,
Как медная мелочь в руках,
Окно чердака за решеткой
И серую пропасть двора.
Над дальней зубчатой высоткой
Неслышно парят флюгера.
Не встретиться в городе сонном,
Пока или я или ты
Крылатую душу балкона
Не сдвинем со смертной черты.
Балконная дверь распахнется,
И день встрепенется за ней,
И сердце внезапно очнется
От детской печали своей.
Коснутся летящих ладоней
Шаги, голоса и листва
Безмерным весельем о доме,
О даре, о дали, о снах.
1994 г. Москва
***
Уходят в дождь беленые стволы
Туда, где мир настороженный стих,
Где полукругом сдвинуты столы,
И яблоки тяжелые на них.
Торжественность готовых переправ,
Пространство, осененное листвой.
Никто не стар. Никто уже не прав.
Никто не спит. И дом стоит пустой.
Оставленность. Земля стоит одна.
Не заперты пустые погреба.
Не выбелены скаты полотна,
И тяжесть, непривычная губам
За звуком звук у голоса крадет,
И разговор, не признающий слов,
Как белый свет, не двигаясь, растет
Над пустотой покинутых столов.
1997 г.
***
Беседую с сердцем моим (Пс.76:7)
Ты заперто во мне. Заключено
Ты кажешься моим. На самом деле
Ты не мое. Ты просто мне дано.
Ты временно. Ты знаешь о пределе.
Ты знаешь натяженье тетивы,
Когда нельзя. Ты знаешь о запретах.
Ты знаешь кровь, падения и рвы.
Нет, ты не знаешь ничего об этом.
Нет, ты не знаешь ничего. Опять,
Крича во сне, самой себе чужая,
Тебя, тебя я буду окликать,
Твои рывки почти опережая.
Ты никогда не думаешь о том,
Что в этой тьме от края и до края
Ты — не одно. Мы все-таки вдвоем.
И тьма горит. И нет ее.
Я знаю.
2000 г.
* * *
Я пройду долиною смертной тени.
Я увижу самые донья камней.
Их стоячие очи, жесткие переплетенья
Искривленных болью корней.
Я не увижу проводников со свечами.
Их руки передо мной не растопят тьму.
В долгое эхо, спресованное ночами,
Я никого не возьму.
И только сердце мое
Жалкое, полуслепое,
Сердце мое,
Как заклинанье,
Срываясь,
Повторяет из темноты:
«Не убоюсь зла, потому что Ты со мною,
Не убоюсь его. Потому что Ты».
2000 г.
ДВА ГОЛОСА В ГЛУБИНЕ:
ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ
Слышу Тебя и не слышу.
Вижу Тебя и не вижу.
Знаю Тебя и не знаю.
Мы обнялись,
И нас разделяют
Все туманности мира.
Слышу нежность и даль
Твоего молчания
И мне не страшно.
Ты слышишь —
Я молчу за пределами слова,
За границами тела.
В сердцевине
Солнечного сплетенья.
Я слышу —
В лесах и полянах тела.
В человеческой речи.
Я — середина между крылами,
Я — одно из крыльев.
Ты — моё правое.
Я — середина.
Я — моё правое.
Оба крыла
Встречаясь
в нежном пространстве молчания,
В пространстве полета,
В пространстве дельфинов
Мой открывают голос.
Твой голос.
И мир между нами
Делается звучащим.
Делается дорогой.
Делается свиданием.
Свиданьем.
Май 2004 г.
ДЕРЕВО СНАРУЖИ И ИЗНУТРИ
Если твой ствол — говорящая лампа,
Что ты наскажешь мне светом своим,
Что ты мне высветишь дальней листвою,
Тихое место и солнечный дом?
Там, наверху, прошумело пространство —
Это качели и колокола.
Двинулась плоть, и внутри просветлело.
Так ли, как тополь, ступаешь ко мне…
2005 г. июнь
ПОЧТИ КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Детей ты сиротами не отпускала —
Как знала, что им одиночества мало,
Им мало родиться, в земле обветшалой
Поставить свою колыбель…
Им мало больничного, серого хлеба,
Им нужен ладоней закинутый невод
Слова и ресницы живого напева,
Морская, соленая хмель.
Для них ли под сердцем пустыня чужая,
Для них ли в подвалах вода неживая,
И память — для них ли, скажи?
Им — сонмы планет и огни островные,
Им — дальние горы и звери лесные,
И — жизнь.
И несмертная жизнь.
Май 2006 г.
Созвездие Филарета
на середине мира
город золотой
новое столетие
СПб
Москва
корни и ветви
