ПАЛЫЧ

Вот и Палыч, блин, задымил.
Как подбитый, блин, «мессершмидт».
Прихожу к нему, накормил.
Он поел, блин, сел и дымит.
Вижу — черен, блин, изнутри,
Хоть снаружи, блин, конопат.
А в глаза его посмотри —
Это ж форменный психопат.

А жена ему: блин — беда!
Наша жизнь, блин, не удалась!
Безработный ты, как Адам,
А спокойный — как водолаз!
Заневестилась дочь на днях.
А жена ушла, блин, к врагу.
Говорю ему: «Догоняй!»
Он смеется, блин: «Не могу!»

И остался он на бобах — бабах!
Да с улыбочкой на губах — бабах!
И в дыму своих Фермопил
Не повесился, не запил.
Взял гитару, блин, сел — поёт!
Третьи сутки, блин — тыщи слов!
Был он лучшим, блин, из орлов!
А нынче — форменный идиот!

— Что ж ты, Палыч, блин... — говорю, —
Ты спиши слова — я подпою!
Если мясо есть — блин, сварю!
Если водка есть — блин, налью.
Улыбается, блин, блажной...
Не устроило, блин, меню...
Издевается надо мной
Этот форменный парвеню.

Ну ты, Палыч, блин — ну ты даёшь!
Ты, похоже, рад куче бед!
Вот сидишь тут, блин, и поёшь —
У тебя тут, блин, свой Тибет.
Ты скажи мне, блин: где болит?
То ли мат у нас, то ли пат?
Подошел к окну психопат:
— Погляди, какой листопад!
Погляди, какой листопад!

1997


КАРМЕН И ПАГАНЕЛЬ

Убирали как-то лук
Представители наук.
А подшефное село
Всё гуляло весело.
Пляшут девки — все красны!
И молочны, и мясны,
А одна тиха, грустна —
Ни молочна, ни мясна.

И какой-то сельский мэн
Всё обхаживал Кармен,
Потирая клешни рук,
Всё тащил её на круг.
Но на круг — зелёный луг —
Вышел кандидат наук:
— У кого сломался плуг?
Почему не рвёте лук?

Та, которая грустна,
Протянула руку: — На!
Вот тебе моя рука!
Сердце тоже, а пока
Стукни, тресни, хоть слегка
Ты пьянчугу-мужика!
Пристаёт, как банный бес
И с подружками, и без!

Говорят, ты — кандидат.
Не страшон и не поддат,
Убегай-ка с городу —
Не подохнем с голоду.
Или же, закончив бой —
Забирай меня с собой.
Буду я тебе верна,
И покорна, и смирна.

А глаза её — ага! —
Как большой секрет врага!
Так зовут они в луга
Да в сенокосные стога.
— Ах, ты сельская Кармен!
Ну, вот убью я мужика:
Что же дашь ты мне взамен?
Может, счастье на века?

И ушел из круга он.
И ушел упруго вон.
И спросил у друга он:
Можно ль пить одеколон?
Был тогда сухой закон.
Но друг пошел.
Принес флакон.
И напился кандидат,
И кидался из окон.

Хоть прошло немало дней.
Долго помнил он о ней.
Как солдат свою шинель...
Помнил деву Паганель,
Защищался, нападал...
Падал вниз и ввысь взлетал,
А вот личные дела —
Все наука отняла.

Жизнь настала — вот те на! —
Ни молочна, ни мясна...
Жизни этой — грош цена,
И кому она нужна.
А с другой-то стороны:
Хорошо, что нет жены.
Жёны до тех пор нежны,
Пока тащишь из казны.

Но не выйдет на панель
Бывший доктор Паганель...
У него нет одеял,
Но зато есть идеал.
Он сценическую страсть
На панели б мог украсть,
Но не выйдет на панель
Добрый доктор Паганель...

1998


ЗОЛОТАЯ МОЯ

Словно старую книгу листая,
Вижу строки и знаю — о ком:
«...Не вернЁтся вчерашняя стая
За подбитым своим вожаком...»
Не вернЁтся вчерашняя стая,
Чтобы в прошлое нас унести...
Золотая моя, золотая!
Потерпи, потерпи — не грусти.

Наша стая не в раз поредела.
Кто подбит, кто в тоске изнемог.
Мы взлетели — нам плЁвое дело,
А Россия ушла из-под ног.
До Урала уйдЁм, до Алтая
Из России гонимые вон!
Золотая моя, золотая —
Потерпи, потерпи... ничего...

Исповедуюсь с именем Бога
Тихим пажитям, теням Москвы.
Каюсь: слов произнесено много,
Но мертвы они — каюсь! — мертвы.
И осенние дни коротая,
Мы с тобой, как былинки сплелись.
Золотая моя, золотая!
Помолись же за нас, помолись!..

И огладив сухою ладонью
Гриф гитары шепчу я с трудом:
Мы великой России одонья
Промотавшие Бога и дом.
И пожарищ огнём налитая,
Ты на шею мне кинешься: «Ах!»
Золотая моя, золотая,
Видно, наши давно в небесах...

И давно уже лет не считая,
Я надеюсь, что новый, иной,
В одиночный полёт улетая,
Повстречается в небе со мной.
Скажет он, что Россия святая
Расцвела после новой войны!
Золотая моя, золотая —
Это сны, это только лишь сны.

1999


АГИТКА

Да, исчезла агитка, как жанр,
Словно маузер или кожан.
Здесь мы все, как большая семья,
Я спою вам агитку, друзья.

Я по первому снегу пошёл на ларек,
Долго деньги берёг
На вино.
Только стая собак встала мне поперёк
На развилке дорог,
Как в кино.
Оператор, снимай!
Один к двум, один к трём —
Это город в осаде врага.
Жизнь, конечно, не май,
Да и не синема,
Но и такая она дорога...

Ну, зачем я курил
Столько лет злой табак!
Мне теперь не уйти от собак...
От безжалостной касты
Бездомных, клыкастых
Мне уйти, убежать не судьба!
Мне б ни свет, ни заря
На плечо «винтаря»,
Пристрелить втихаря главаря.
Иль в горячий песок,
Занырнуть на часок,
Вот тебе и сходил до ларя.

Ах, столица-фантом,
Мой разрушенный дом,
Помоги мне с последним финтом!
Вижу: каплет с клыков,
Как со вражьих штыков,
И дорога — кровавым бинтом!
В этом городе — мрак,
В этом городе — враг,
Этот город, как замкнутый круг.
В этом городе врак,
Межусобиц и драк,
Я подвешен, как туша, на крюк.

Да, я трижды женат,
Да, я бывший юннат —
Но дай мне, Родина, пару гранат.
Чтоб летели собаки над городом, над
Почерневшей Россиею в ад!
Где же рота моя? Где же мой батальон?
Где отряд развесёлых рубак?
Нерушимой стеной,
Обороной стальной
Сокрушим, уничтожим собак!

...Что ж ты рот не захлопнешь, юнец?
Ты ведь слышишь — агитке конец...
Погоди: вот вернется ЧеКа
И загасит тебя, дурачка...
Погоди, погоди...
Посиди, посиди, посиди...

2002


ЗИМНИЙ ВЕЧЕР

Поздним вечером сибирскою зимой
Я спешил к знакомой женщине домой.
Не напился, торопился, как юнец,
А навстречу — Стёпка, друг-приятель мой.
Обнялись. Он говорит: ах, сколько зим!
И когда же мы ещё поговорим!
Заверни ко мне на часик — на другой:
Мама будет очень рада, дорогой!

Завернули да разлили пополам.
Позабыли про вопрос: ну как дела?
Не показывай мне фотки, говорит,
А налей мне лучше водки, говорит.
У меня вдруг зачесались кулаки:
Ты, Степашка, на меня не волоки!
Мне-то, Стёпка, стопка водки не вредит,
А на тебя живая матушка глядит!

А моя-то, Стёпка, мама померла,
Не поняв: кого на свет произвела...
Всё вязала сыну теплые носки,
Целовала побелевшие виски.
Померла она тихонечко во сне
На второе мая, помню, по весне...
Я ей тоже, Стёпка, руки целовал,
Да вот ни разу на могилке не бывал...

Ты моложе, Степка... Ты — ещё нахал...
Ты еще хороших песен не слыхал,
Как красавица стояла у ворот,
А по улице стрелковый полк идёт.
Как заехал на квартиру генерал,
Весь израненный он жалобно стонал...
Я под матушкины песни умирал,
Словно этот раскрасавец-генерал.

Говорит он: ты мне душу не точи —
Замолчи, — он говорит мне, — замолчи!
Слово за слово — мы плотно набрались.
Набрались на кухне — там и подрались.
И смеялся надо мною пьяный бес.
И глядела моя матушка с небес.
И подружку свою новую ждала,
Не поняв, кого на свет произвела...

2002


Я УЖЕ НЕ СПЕШУ

Ты, СанЁк, все про век скоростей —
Пас: хочу я покоя...
И не жду я гостей, и живу без затей:
Нет гостей — а на кой им?..

Мой горит огонёк — пусть горит...
Шает...
Пусть, кто хочет и что ни денёк говорит —
Мне не мешает...
И к нему, как к вину, приохотился я,
Чтоб от счастья горчило...
И к нему, как к вину, я сегодня прильну,
Это жизнь научила...

Пусть горит огонёк, пусть растёт мой сынок в счастье...
Если ты на порог, то оставь себе впрок свои страсти...
Я ж ни водки не пью, ни посуды не бью и не путаю масти...
И кто знает — Бог весть! — может это и есть
Не транзитное счастье...
И мне дорог средь сивых дубов дом-отшельник...
В нем не скажут мне то, что любовь — злой волшебник...
На висках — серебро, но нет-нет да в ребро бес наподдаст мне.
Отвечаю: добро! Хорошо, что в ребро — в пах опасней...

А за мною по зною страстей — версты пыли...
Хоть и нету уже скоростей, тех, что были...

Говоришь, это самообман... Да, Санёк,
Но всё же «само»... Само!
Сам себя обману — ни народ, ни страну,
Ни отца и ни маму...
Не тебе же судить тех, кто больше хлебнул
Лиха...
А потом, как уснул, сам себя обманул тихо-тихо...

Пусть, Санёк, мой горит огонёк,
Не дыши, словно раненый кит в океане безбрежном,
Может, жить мне осталось денёк,
Как останется в мире сынок — в этом страшном и грешном?!
Пусть горит огонёк, пусть тихонько горит — ты не трогай...
Я устал, паренёк... Пусть тихонько горит огонёк —
Недотрога...
Не хочу ни друзей, ни врагов.
И в пространство зелёных лугов
Поведу я ребёнка
Невидимой царской дорогой...