АЛЕКСАНДР ПИВИНСКИЙ
ВМЕСТО МЁДА
***
Встретимся взглядами в зеркале заднего вида…
Лужи окрасит пыльца.
Помнишь прогулки по берегу острова Лидо
В сумерках цвета свинца?
Помнишь Сан Марко, где время от крыльев крошится
На компоненты стекла?
Хлеб и тепло убивают свободу, но птицы
Хлеба хотят и тепла.
Так же и мы — драгоценный Грааль свой отдали
Ради банальных вещей.
Помнишь, как жадно топила монетки в канале
Девушка в жёлтом плаще…
без препинания
дети выросли из крохотных цветков
перестроечными шустрыми врагами
им за вредность выдавали молоко
порнозвёзды с удлинёнными ногами
возвратился из круиза бумеранг
инквизиторским судом и гильотиной
что ж вы граждане не крикните ура
из болот и нор поросших паутиной
интернет-кафе мышиная возня
спор в эфире паровозного сигнала
что ж вы граждане забыли про меня
передёргивая ночью одеяло
я обижусь запишусь в большевики
несогласным маршам пусть меня научат
там Шекспир идёт шаги его легки
как ударивший под дых несчастный случай
и взаимно продолжается война
мародёрством дедовщиной без отсрочки
отдохнувшего Шекспира не догнать
ни в ландо? ни на четырнадцатой строчке
***
Я состою из мела и воды
И потому однажды стану снегом
И буду падать с расстоянья неба
Несмело на увядшие сады.
И почерневших веточек излом
Очертится моим прикосновеньем,
И женщина с младенцем на коленях
Засмотрится в оконное стекло,
Муаром занавесок заслоня
Всё лишнее, мешающее взгляду,
Она услышит сердце где-то рядом
И на ветвях почувствует меня.
***
я наконец-то
стал называть вещи
своими именами,
а тебе кажется,
что это метафоры
***
Возможно, здесь конец пути,
Не обозначенный кордоном:
Линялых листьев конфетти
И антрацит ночей бездонных.
Как мертвецы молчат дубы
В покрытых ржавчиной костюмах,
Несёт голландец в тихих трюмах
Всё то, что я хотел забыть:
Торговый ряд твоих имён,
Улыбок толстые журналы,
Вечерних век и глаз неон,
Артерий реки и каналы,
Впадающие в океан
Прикосновений наших крыльев —
Мы столько островов закрыли
И стёрли суверенных стран…
Ты в каждом облике права
Как прокурор зеркал, как осень
Я все конверты разорвал,
Но ветер новые приносит —
Из фиордов из прибрежных дюн
Ты повторяешь: жизнь прекрасна,
Как юный Блок на стенке класса,
Всегда бледнеющий к дождю,
И возвращения урок
Мне преподносят расстоянья,
С тобой мы сцеплены в замок
Волной границы инь и яня,
Потерян ключ, молчит рояль,
Лишь отражения играют,
Я растворён в тебе до края,
А тот, что в зеркале — не я.
***
разбуженный щебетом птиц
мой малыш
пожёвывает губами
и смотрит на меня так
будто мы только что
разговаривали
хотя сейчас
в словарном запасе у него
всего два слова
а у меня одно
люблю
***
Люблю рассвета розовые трещины,
Когда толпа сжимает нас в объятьях,
Когда самодостаточные женщины
Спешат к своим бухгалтерским занятьям,
Когда эвклидово пространство города,
Расплющивают рокотом машины,
Когда, как в песне,
холодок за воротом
Несут самовлюблённые мужчины.
***
В промежутке между сном и совестью
Стук часов особенно заметен.
Под подушку складываю повести,
Забывая лица на рассвете.
Слишком долго увлекался мифами,
Слишком мало сделать мог руками,
И в труде стахановски-сизифовом
Я как раз и есть упрямый камень.
И когда стою над этой бездною,
Понимаю: пропасть — не снаружи.
Отмирают клетки бесполезного
Вещества перед осенней стужей;
Пламя клёнов дьявольски обманчиво
Бередит покой нагретых комнат.
Помнишь, я серебряным был мальчиком?
Впрочем, я и сам уже не помню.
И пугает форма безвозвратности
И несовершенный вид глагола,
Оттого и множу неприятности
Разведённым в лужах алкоголем.
Мне давно смертельно нездоровится:
Сели батарейки от удушья.
Словно пауза, сыгранная Горовицем,
Тишина закладывает уши.
И теперь, когда уже не встретимся —
Всё равно, кто прав, а кто обижен.
Небеса всё вертятся и вертятся,
И вода забвения всё ближе.
***
В окружающей нас по соседству природе
Есть лягушки и черви — не ясно зачем,
Почему-то лиса на торфяниках бродит,
А за нею охотник с ружьём на плече.
Все друг другом питаются, плоть поедают,
Расщепляют молекулы жирных кислот,
Непонятный охотник в лисицу стреляет,
Происходит осечка — лисе повезло,
Но охотника ждёт дорогая невеста
Или просто любовница или жена —
У неё на пальто приготовлено место,
Где лисы неподстреленной шкура нужна;
Закипает скандал на повышенных нервах,
Непонятный охотник стреляет в себя,
Под торфяной землёй в нём заводятся черви,
И лягушки червей поедают любя,
И лягушек любя поедает лисица —
Так угодно зоологам, чёрту, судьбе:
Если частью природы случилось родиться,
Значит ты для кого-то —
любимый
обед.
ДВА УДАВА
Что-то пишем, держим сколько-то в уме:
Шесть мартышек, тридцать восемь попугаев…
Выйти в город — это маленькая смерть —
Два удава — на сегодня не пугают.
Остановимся у первого ларька,
Постучимся, словно там-то нас и ждали.
Всё расплывчато, и после сорока
Жизнь темна, как отражение в рояле.
Ироничен мироздания оскал —
Льёт дождями с кислотой, наверно, серной,
И Набоков с точки зренья мотылька —
Апокалипсис медлительный, но верный
ВМЕСТО МЁДА
когда нет бога кроме бога мёртвый ницше
не в состоянье объяснить тебе причины
существованья комаров и матерщины
инфляции и несваренья пищи
кто в наилучшем из миров пушист и розов
да кто угодно только сам себе не мера
когда нет бога одуванчик пахнет серой
и чай имеет привкус передоза
и ты случайно вместо мёда выпьешь яда
в садовом кресле под орешником задремлешь
и ощутишь как время падает на землю
то яблоком то тихим виноградом
***
с точки зрения птиц мы скоты
я и ты
просто груды бессмысленной силы
вместо крошек глотаем куски
и зачем-то вкуснейших червей
искупать на крючке в тихих водах реки
норовим и не ищем в траве
семена
строим гнёзда бетонные вместо того
чтобы жить где теплей
что такое война
им совсем непонятно наверно
сладкий стрёкот японского зеро
жужжание аэрокобры
и звук циркулярной пилы
одинаково невыносимы
что такое быть добрым
и злым
с точки зрения птиц
хиросимы?
***
не плачь девочка
может быть завтра он позвонит
всё проходит
серые дни… чёрные дни…
как только любовь остынет
стихнет тоска
и пусть жизнь пустыня
зато для каждого в ней найдётся
щедрая горсть часового песка
хорошо если
не на дне высохшего колодца
как в пьесе
небезызвестного
драматурга че
где сестра повторяет под звуки оркестра
милые сёстры
надо жить… надо жить…
правда я уже не помню зачем
ПРЕДЧУВСИВИЕ ПОЭЗИИ
желанье тишины
в стекле из Йены
почти покой
бродячий ветер
словно жемчуга ловец нагой
и дальше некуда белеть
цветам а ля Бодлер
не утолить в два счёта голод как обычно
и место женщине не уступить
ни женщины тебе, ни места
неведомый язык трагически красив
санскрит… латынь… фарси…
и воздух-воздух
н е с р а в н е н н ы й
