Наталия Черных — О ДОСТОЕВСКОМ-СТИЛИСТЕ

*
О Достоевском написано чрезвычайно много. Его влияние на развитие современной прозы переоценить невозможно. Иностранные слависты называют некоторые из его романов эпохой в развитии европейского романа. Однако слишком общая оценка порой мешает восприятию самой прозы. Мешает высокому удовольствию от чтения не только нравственно-поучительной, но и живой в своей красоте книги. Чтение хорошей прозы — не только удовольствие, но и накопление хороших мыслей. Прежде всего чтение — поучение в сокровенных тайнах языка и прикосновение к его сокровищам. А порой — прикосновение и к самой святыне.

Примеров много. «Сокровище духовное, от мира собираемое», Тихона Задонского, Письма Георгия, Задонского затворника. Повесть «Иосиф» Святителя Игнатия Брянчанинова. А так же его описательные этюды, которые смело можно назвать стихотворениями в прозе. Важно заметить, что Святитель был одним из первых выпускников инженерно-кадетского корпуса, который закончил и сам Достоевский. Писатель не мог не знать о судьбе блестящего дворянина после его выхода из корпуса; Брянчанинов был заметной фигурой.

*
Одним из немногих печатных изданий, доступных ссыльному Достоевскому во время пребывания в Омском остроге, был журнал «Христианское чтение». То были несколько номеров конца сороковых годов девятнадцатого столетия. Номера журнала находились в библиотеке кафедрального собора Омска. Из всех публикаций Достоевский особенно выделил одну: рассказ о последних днях жизни Спасителя. Составлен он был Владыкой Иннокентием Иркутским. После, уже познакомившись с Ренановой «Жизнью Иисуса», Достоевский сразу же отверг эту книгу, как веру разрушающую. У него уже воспитался вкус к Православию и чувство особенной красоты и значительности русского слова как слова-носителя высшей, божественной идеи — Божией Мысли. Русское слово, перефразируя слова Шатова из «Бесов», может стать словом-богоносцем.

*
В Омском остроге возникли у писателя несколько образов. После возвращения из ссылки они были развиты в его романах. Во-первых, образ «Князя Христа». Достоевский намеревался изобразить поведение идеального человека в падшем мире. Опыты писателя показали, что поведение идеального человека во многом сходно с поведением Христа, как его описали евангелисты. Образ вышел сложным и разветвлённым. На звук «Идиота», князя Льва Мышкина, отзываются одновременно несколько персонажей. Версилов из позднего «Подростка», Алёша Карамазов, Степан Трофимович Верховенский и Маврикий Николаевич из «Бесов». И даже, в некоторых поступках, … Ставрогин! Образ вселенского сострадания, наиболее полного и значительного выражения красоты, выразился в лучших женских персонажах. Некоторые носят символические имена: София, Елизавета, Екатерина — премудрость, премудрая, непорочная. Перед нами образ «богородичный», но соотнесённый и с идеей «потаённой святости», любимой на Руси.

*
Современники чутко уловили основные мысли писателя. В результате на многие годы Достоевский был провозглашён «писателем идей»; иначе его современники и не воспринимали. Известный литературный деятель А. С. Суворин вспоминает, говоря о Чехове, что Достоевский не взялся бы за описание бытовых сцен, как Чехов. Современники не рассматривали творчество Достоевского как чистое искусство. Как, например, рассматривали творчество Тургенева. Романы «писателя идей» полны строжайших аллегорий в классицистическом духе. Они написаны совершенно новым языком и почти идеально выдержаны в соответствующих жанрах. Этого современики как-то не заметили. На фоне всеобщей потребности общественных идей и увлечения ими стилистическое своеобразие не получило положенной оценки. Вскоре появилась новая волна. О Достоевском заговорили как о глубочайшем психологе и мистике, исследователе потусторонних тайн человеческой жизни. Набоков не считал Достоевского хорошим стилистом. Совсем новая волна пытается говорить о Достоевском снова как о писателе идеи, но уже идеи славянской и православной. В любом случае Достоевский-стилист, Достоевский-художник отступает на второй план.

*
Однако прежде был язык и чувство формы. В ранних произведениях уже заметен особый стиль. Это стиль скупой, протокольный, но очень глубокий. Он ведёт к самим летописям. Не зря большинство романов написано как хроники. Сжатость изложения и вместе с тем пространные монологи персонажей — тоже принадлежность древнерусской литературы. Сквозь неряшливую ткань обыденной жизни у Достоевского проступает образ жития. Чувство святыни Достоевского-художника во многом, думается, шло от чувства богоносной сердцевины русского слова. Ощущение святыни у писателя было природным. Заметьте, что все страсти в романах Достоевского начинают бушевать тогда, когда потеснено «природное», богоносное начало. И там, где начинают бушевать страсти, изменяется язык. Герои начинают говорить ломаными фразами или вообще по-французски. Наоборот, речь, идущая из сердца слова, всегда ясна и прекрасна.

*
Здесь важно проследить сам момент появления иностранного языка у персонажей Достоевского. Пушкину незачем было включать в свою прозу длинные французские фразы; общество на этом языке говорило. Двадцать лет спустя французский стал «дворянской маркой» и воспринимался опосредованно, через сословность. Французский язык возникает у Достоевского не там, где не хватает русских слов, а там, где герои как бы перестают ощущать себя русскими.

Французский язык у Достоевского — весьма сильный художественный приём и один из методов создания характера.

*
Художественный язык Достоевского охватывает почти все на тот момент имевшиеся лексические пласты и стили изложения. О нём написано довольно много, а тема неисчерпаемая. В нём есть всё. И необыкновенная подвижность, необходимая для передачи быстрого развития событий. Есть вкус и способность сочетать разнородное, приводя к тончайшей и трепетной гармонии. Есть ясность и доступность изложения, без которой роман было бы невозможно прочесть.

Достоевский чувствовал большую форму, умел с ней обращаться и любил её. Говоря словами точной науки, автор чувствовал алгоритм романа. Чувствовал необходимость изменений алгоритма по ходу написания, что дано очень немногим. Алгоритм сразу же отображается на сюжете, как на более заметном плане романа. Сюжетные узлы во многом обусловлены характерами персонажей. Характер наиболее ярко отражается в речи персонажа. Особенности речи передаются через ключевые слова. Слово есть мостик к духовной сущности характера. То есть, художник начинал работу изнутри. В набросках к "Бесам" довольно чётко выделены ключевые слова-характеры: Воспитанница, Красавица-наездница, Учитель. Если сравнить сюжеты Диккенса, одного из любимых писателей Достоевского, то станет ясно, о чём речь. Диккенс был писатель характеров; его романы — одна из важнейших школ Достоевского-романиста.

*
Что касается жанра, то здесь Достоевский сумел провести работу очень своеобразную. «Идиот» с его классическим любовным треугольником идеально укладывается в канон европейского любовного романа. Который к тому времени только складывался. Здесь не без юмора над самой идеей жанра. В поисках исчезнувшей из-под венца Настасьи Филипповны князь Мышкин появляется в съёмной квартире беглянки. На столике возле дивана лежит книга, но какая — «Мадам Бовари»! Аналогично и в «Бесах». Либерал-идеалист Верховенский-старший принимает у себя диктатора-нигилиста Верховенского-младшего. На столе отца лежит роман «Что делать?». Здесь до рези в глазах ясно показана изнанка «Отцов и детей». В «Преступлении» тоже довольно отчётливо назван первоисточник: скандальная статья в одном из так называемых передовых журналов того времени. Само «Преступление и наказание» весьма хорошо укладывается в жанр «романа тайн». «Подросток» написан в жанре «семейного романа» . «Братья Карамазовы», безусловно, роман-эпопея. И всё же каждый жанр как бы высвечен, выжжен изнутри русской действительностью. Не стоит забывать, что время было трагическое. Пореформенная Россия, в промежутке между Крымскими войнами, изнемогала. Тень мировой войны была уже ощутима. Примерно в конце шестидесятых (1869) состоялась книга Николая Данилевского «Россия и Европа». В ней много перекличек с идеями, которые выражают некоторые персонажи Достоевского.

Вся Европа зачитывалась романами и слушала оперы. Россия тоже зачитывалась романами и слушала оперы. Опера — своего рода роман в музыке. Художнику необходимо долгое дыхание и бездна вкуса, чтобы создать большое и связное произведение, которое было бы интересно читать. Всё названное у Достоевского было. Ещё в сороковых годах, после «Бедных людей», его дарование было замечено.

*
Достоевский-стилист был так же дальнозорок, как и Достоевский-мыслитель. Тщательность, сжатость и пластичность — качества, которые ценят в прозе и сегодня, полтора столетия спустя. Стиль Достоевского нельзя назвать реализмом. Реализм касается только предметов материальных, воспринятых сознанием материалическим. В романах Достоевского речь идёт прежде всего о нравственности. Слова психологизм или мистицизм тоже мало подходят для обозначения. Психологизм уделяет очень много душевному плану, плану ощущений, но у Достоевского задача гораздо выше. Он пишет о поисках душой высшей нравственности, духовной. Слово мистицизм никак не соотносится с нравственной идеей, и Достоевский неоднократно на это указывает. В последнее время появились гибриды вроде фантастического реализма, но ведь Достоевского интересовало не только поведение человека в смещённом состоянии сознания! Думается, термины здесь не важны. Важно, что художник сумел в светском искусстве, как литература, создать стиль, сохраняющий понятие об истинно духовном.

*
Почти вся современная европейская проза училась у Достоевского, как когда-то сам Достоевский учился у Гоголя и Диккенса. Работа со стилем и самый образ стиля, которые создавал в зрелых романах Достоевский, являются энергетическим центром прозы и сегодня. Здесь можно выделить несколько пунктов.

Назову только два. Первый — наложение планов реального и фантастического, «духовидческого», заведомо противоположных друг другу. Они даны как контрасты для плана духовного. Здесь надо заметить, что диалектические приёмы, или как теперь говорят, дискурсы Достоевского, не самоцель, а лишь средство.

Пример. План реальный: князь Мышки, простившись с Рогожиным, бродит по городу и видит в витрине лавки нож с оленьим черенком. План фантастический: внезапно и резко изменяется погода. Поднялся ветер, набежали тучи. Князь начинает видеть Рогожина, следящим за собой повсюду. Видит фантастические горящие глаза. Всё описанное происходит накануне нервного припадка. Оба плана, вместе с нервным припадком даны как некий фон. Чтобы оттенить объём огромной жизни души уже извещённой свыше о будущем человекоубийстве.

Второй пункт — создание объёмных характеров, «живых персонажей» в привычной обстановке. И здесь важно заметить, что для Достоевского создание живого персонажа не было конечной целью. Важно было проследить, как отразится в персонаже Божия Мысль. Пример: Татьяна Павловна Пруткова в «Подростке». Автор, словами Подростка, тщательно описывает её востренький нос, повелительный резкий голос, её движения, привычки, комнату с французским ситцем в фестонах, «похожую на внутренность кареты». Говорит Татьяна Павловна немного, но это, пожалуй, самая характерная речь в романе. Она одновременно сердобольна и резка. Она любит Подростка как мать и больно таскает его за волосы. Она чрезвычайно великодушка и вместе с тем очень властная. Она равно расположена ко всем, и вместе с тем замечает все мелкие недостатки. Она является каким-то громадным регулирующим элементом романа. Без неё, кажется, и романа бы не получилось. «Её решительно все знали и везде принимали» — пишет в своей хронике Подросток. Если отвлечья от забавных и вместе с тем внушительных черт Татьяны Павловны, то откроетя бездна любви и сострадания ко всем людям.

При внимательном чтении Достоевского становится ясно, как ошибался Суворин, полагая, что мелочи семейной жизни Достоевского не заинтересовали бы. Как раз по части бытописания вряд ли найдётся писатель более внятный и тщательный. Лесков и Чехов только продолжили то, что начал Достоевский. Каждый на свой манер.

Идея вещей мелочи, замеченная Пушкиным и гипертрофиранная у Гоголя, принимает у Достоевского значение высшего, почти духовного свидетельства. Здесь примеров множество. Самые простые: нож с оленьим черенком в «Идиоте», разбитая икона в «Подростке», топор в «Преступлении и наказании». Из более сложных — пышное бальное платье. Лиза Тушина и Настасья Филипповна перед смертью появляются в пышных, но измятых платьях. Соня Мармеладова в момент смерти отца тоже появляется в пышом шёлковом платье. Книга у Достоевского возникает накануне ответственного решения.

*
Интересен у Достоевского образ молчащего свидетеля — образ умершего ребёнка. Это Аринушка, младенц-сын князя Сокольского и мальчик-самоубийца в «Подростке». Это Илюша в «Карамазовых», Матрёша и сынок Шатова в «Бесах» и другие. Они напоминают видение Макбета и убийство сына Макдуфа в «Мак-Бете» Шекспира. Возможно, «мальчиков кровавых» в «Борисе Годунове». Это образ совести, аллегория совести. Перед нами — и аллегория жертвы, которая будто бы принесена для утоления ужасных страстей, но принята Христом Богом и преображает своих мучителей.

*
Аллегорий в романах Достоевского довольно много. О них можно написать целую книгу. Хочется остановиться на нескольких сквозных мотивах.

1 Старец

2 Странник.

3 Роковая женщина.

СТАРЕЦ
Персонаж всегда стоящий особняком. Но возле него лежат основные сюжетные узлы. Самый близкий пример — старец Зосима в «Братьях Карамазовых». Ту же роль выполняют Макар Долгорукий в «Подростке» и Тихон в «Бесах», упоминаемый Шатовым вскользь, в главе «Ночь». Разговор Тихона со Ставрогиным, глава «У Тихона», в текст романа не вошёл и даётся приложением. В «Идиоте» и «Преступлении и наказании» такого персонажа нет, как в написанных ранее. Здесь важно заметить, что Достоевский пишет не просто характеры и типажи в рамках романа, он очерчивает ВСЮ судьбу личности, её поведение на поле брани добра со злом. Потому функция его персонажей близка к христианскому пониманию креста.

ВЕСТНИК
В каждом романе Достоевского есть таинственный человек, который появляется в переломный момент романа и будто несёт в себе его развязку. Он будто бы знает о главном герое то, что не знает никто, кроме самого героя. Часто даже и более. Через него проходят все основные линии романа. В «Преступлении и наказании» — безымянный мещанин в засаленном халате. В «Подростке» — Крафт, в «Идиоте» — Ипполит. В «Бесах» это вероятнее всего прапорщик Эркель, вызывающий Шатова на совет кучки и таким образом являющийся косвенным организатором убийства. Эркель появляется в главе «У наших». В «Братьях Карамазовых» каждый из главных героев несёт эту функцию. Дмитрий — в начале и в конце романа. Им написано пьяное письмо, послужившее окончательному решению суда. На долю Алёши приходится почти вся середина романа. Он как бы является представителем всех Карамазовых в приличном обществе. А вот кульминация приходится на долю Ивана Фёдоровича. Он принимает признание Смердякова. Вестник — он же и свидетель. Через него восстанавливается связь с «ненаписанной» частью романа.

РОКОВАЯ ЖЕНЩИНА
Все роковые женщины романов Достоевского имеют глубокое портретное сходство. Но сначала о том, что такое роковая женщина в романе Достоевского. Прежде всего, это сила. Она задаёт тон, оформляет и как бы венчает действие романа. Она корректирует сюжетные ходы, смягчает или накаляет обстоятельства.

Всего типов роковой женщины два. Их можно назвать блондинкой и брюнеткой. В «Бесах», в главе «Последнее путешествие Степана Трофимовича», устами персонажа разъясняется эта лаборатория автора.

Наиболее известна и заметна брюнетка. Это Авдотья Романовна в «Преступлении и наказании», Настасья Филипповна в «Идиоте», Анна Андреевна в «Подростке», Катя Верховцева в «Братьях Карамазовых» и Лиза Тушина в «Бесах». Это характер авантюрный, импульсивный, широкий и способный глубоко чувствовать. Она аристократична, умна и талантлива, но почти всегда несчастна. Часто в конце романа описывается её гибель. Именно гибель, а не просто смерть.

Блондинка является и соратницей, и заклятым врагом брюнетки. Она медлительна, кажется простоватой, но очень умна и тоже способна глубоко чувствовать. Если брюнетка решительна и предприимчива, то блондинка действует только тогда, когда её вынуждают обстоятельства. И ещё один важный момент. Блондинка часто обладает ореолом падшей женщины, коварной интриганки. Это Соня Мармеладова в «Преступлении и наказании», Грушенька Светлова в «Братьях Карамазовых», Екатерина Николаевна Ахмакова в «Подростке», Даша Шатова в «Бесах». В «Идиоте» роли несколько меняются. Ореолом падшей женщина окружена Настасья Филипповна, а юная Аглая выступает в качестве её противницы.

Эти две силы для Достоевского — не борьба добра со злом. Их символизм более глубокий. Здесь, кажется, уместно говорить о душе и воле, тесно взаимосвязанных в человеке, но и часто враждующих между собою.

Кроме особенных типов Достоевского существуют ещё интерьеры, пейзажи и даже цвета. Интерьер тесной, находящейся под самым потолком, комнаты с убогой мебелью можно найти как в ранних его повестях, так и в «Бесах». Это жилище Шатова. Прозрачный и печальный осенний пейзаж возникает у Достоевского всегда перед трагической развязкой романа. Летняя жара, предгрозовая духота служат фоном для самых трагических событий. Достаточно вспомнить начало «Преступления и наказания» и финал «Идиота». Зелёный цвет знаменует собой нечто таинственное, находящееся уже вне законов материи. Покойная жена Свидригайлова является к нему в зелёном платье. Соня впервые отправляется на свой промысел в зелёной шали, Лиза Тушина погибает в зелёном бальном платье.

О сквозных мотивах в романах Достоевского можно было бы написать книгу. Она была бы увлекательным и полезным чтением. Редкий случай, когда средствами художественной прозы автор открывает человеку нечто большее, чем сам человек знает о себе. Это оживляет унылые чувства и укрепляет душу.