|
ЛИРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ о. К.К., в год 65 годовщины битвы под Москвой Мы продолжаем петь, не заметив, что нас уже нет… Б.Г. ПИТЕР 1. Плавно, жестом — обнять хлебный пластик ступеней и стен, повапленный выспренным золотом сусальным и придать ему форму. Образ Гончара Золотого, каменнозодчего — каменный Образ. Стук памяти как по стене: каплей меньше, ещё одной каплей меньше, покуда все капли не соберутся в общее воскресение мёртвых. 2. Что тебе хлебец ржаной, хлеб зачерствелый так близко к асфальту, болезненно рядом — и стены съедобные, хлеба кирпич; он внутри сыроват, облепляет всё нёбо молчаньем. …………………………… и не раз, хоть во сне, падая, падая и подымаясь, маясь… роясь…. Вот и приехали. Дальше - два кладбища. Прислонившись к стене, в ней растворяюсь, вбираюсь почти без остатка (что осталось, идёт, выпевая своим миокардом, и номер мой, номер мой, номер — нет); вбираюсь почти без остатка; остаток идёт по направлению к кладбищу. Рухнув, развеявшись, здесь, точка. Бронхиальная жалоба — после. Лишь дыхание печени, левое чрево сердца. КЕНИГСБЕРГ 1. Рыжая прусская пыль золотится на солнце жжёт кожу земля на границе. Но ветер прохладный, … сердце молится всегда, оно не может не молиться, то жизнь его. Ведь души видят холод и тепло, как наши очи свет. Всех улиц этих бессмысленная и морская ширь, их or dung орденский — их Куршская коса, как завершенье мира. Время исчезает. Тогда в аду повеет с моря бриз. 2. Здесь место заключения пространства без явных очертаний заключенья. Что есть — личины старых стен и зданий, предсердия и полости души. Да тихий стук. Его довольно мне. Меня взметает от земли как пыль, несёт — куда несёт? — зачем несёт? Не дальше смерти. Но пока есть время, вот плата за него: морской песок положен мною там, где пыль была. Вот вещи от которых мы ушли - вот чемоданы, что вернули нам; смотри, что там внутри: ты знаешь. Край мира, Куршская коса. НОВОСИБИРСК Перед вокзалом площадь зелена от стен имперских: линии раздела. ……………………………………….. Кладбищенская стайка лип, их траур невыразим. Листвою две будто бы души летят, летят. Здесь нет земли: асфальт. Тел не похоронить, не сжечь, мы живы как самоубийцы, как сущности, в которых город этот, несущий след и каторги, и царства, скругляется. Все улицы его оплавлены от нищеты. Вот царство нищих, на земле. Вот рай. Христос придёт сюда. ДУНАЙСКИЕ ВОЛНЫ Душа возникла — как на перекрестке дороги в город и путей вокзала. Смотрела, спрашивала, осязала, искала. Шло воскресенье мертвых. Шёл Дунай. Хотелось радости, а было изумленье, всё чистое, крахмальное, как бинт, всё новое, совсем-совсем другое. Душа толкалась среди прочих душ, забыв, что вот, на ней уже есть тело, и это тело видит, говорит, и осязает. А эшелоны прибывали. ………………………………………. Бывает, что на солнечном сплетенье лежит весь шар земной. Его не продышать, а небо далеко, и воздух отнят - боль воскресения чуждается сравнений. Потом идёт глоток, почти горячий, просфора, дальше. Боль от воскресенья - она запомнится, как речь, как имя. НА СОПКАХ МАНЧЖУРИИ В горсти как маковый сухарь вся жизнь — хрусти, бросай, как хочешь — будь. А как? Судьба покинутых на собственную слабость не тяжелее крыльев мотылька, и вся в пыли. На дальних сопках слышится дыханье текучей жизни. Курится дым, струятся разговоры, а лица благородны и просты, одна земля, кресты, обмотки, кожа, всё здесь, всё цело. Кажется порой, что мне яснее этот тихий говор, чем речь живущих. Там жалоб нет, и взгляды видят нас с последней материнскою любовью. Усопшие живей живых — наш мост над бездной будущего. По реке усопших я поплыву на чьём-нибудь кресте, и потому весь вечер напролёт прошу, надеюсь, плачу, вспоминаю.
поэтические опыты кухня станция гостиная на середине мира новое столетие город золотой корни и ветви |