К СВИДАНИЯМ Д. первое Как выразить мне гнёт несостоявшегося, он разрывает простое и тонкое чувство, как кисею. Древнее слово, но я отчего-то знаю, что тебя не любили всего, так, как молятся, так, как слушают старших. Это странное чудо твоё — самозабвенное соподчиненье ходу чувства и слова, они сплетены — не разъять. Ты жаждал, чтобы тебя полюбили, но увлечение овладевает тобой соподчинённо. Пьяненькой жалобы звуки из дудки твоей. И потому роза истины сломана, а впечатлительная метель стучится в окно моего слишком юного сердца. Розу истины нам заменит ветка цветущей сливы, на китайским манер — наши сердца боятся друг друга. Я хочу забыть обо всём, кроме тебя и Сколольников, вывернуть уныние наизнанку, удалить все ненужные страсти и беды, этот мусор бытийный, что так настойчиво лезет в глаза, и остаться лишь тем, что я есть — я Божия умная вещь. Расширенье пространства влечёт за собою многозначность вещей, до помраченья сознания. В коловращеньи том чудится мне, что ты уже не принадлежишь времени с чётким названьем и чётким характером. Чудится мне, что мы где-то встречались раньше, в мире гармонии времени и пространства, а теперь время нам тайный помощник из частного сыска, а государева служба пространства порой допускает свидания. Чудится даже единственность твоего появления накануне конца повести обо мне, и Некто — Кто связывает нас провидением не утвердил моего заявления об уходе по собственному желанию. И вот я немею среди ярмарки наших иллюзий, я глохну от ропота крови, а где-то превыше небес едва слышно: благословен грядый во имя Господне. То, что с нами, друг мой — не осанна ли Входу в Иерусалим? второе Когда мы поедем в Сокольники, я позабуду невыносимой памяти гнёт, а картинка убогой реальности вдруг тронется с места и улетит, как клин журавлиный. Будет пахнуть корой тополиной и прелью змеиной, а юные кроны как перья павлина (ещё слышится пение: Христос воскресе!) нам дружески бросят приветствие клейкое. Когда мы поедем в Сокольники — стой, а это уже Радужный переулок, дом из серого крупного кирпича, теперь не строят таких, на первом этаже — окно слева — Черлога. ………………………… тяжесть событий и отношений уйдёт навсегда, как обещано в Откровении, а времени больше не будет. Когда мы поедем в Сокольники (путь в пространстве без времени лёгок собой как стрела), мы увидим набухшее небо апрельское над Балтикой, такое же, как было до разделения небесной воды и земной, небо над Ноевым домом после того, как вода отступила. Не важно, как мы попали сюда, не важно, что мы заблудились. ………………………… но тяжести плоти и крови живут, независимо от видений, снов, они лишь подначивают мысли, тебе же не изменить зарубок на древке земного скитанья. Что же, мой друг алеут, будем в гости ходить друг к другу в воображении, преодолевая все пояса часовые и расстояние между Америкой и Россией. Как далеко мы зашли! Не обращаясь назад, я слышу спиной рёв и грохот крушения чувства, и себя самоё, потому что подхожу к тебе как опиум к крови, и мне нужен ты сам, а не время твоё или некая слава. Позвоночник осыпался известью, которой гасят останки. Лишь листва лип сокольнических жалобно тянет мотив панихиды. А я-то всё слышала это мотив торжественно-строгим. Элегии на середине мира станция гостиная кухня