Райнер Мария Рильке.
Четвёртая Дуинская Элегия
(перевод Олега Дарка).
Четвёртая Дуинская Элегия
(перевод Олега Дарка).
А коль придёт зима, о древа жизни?
Согласия в нас нет. Не так, как птицы
Сообразны цели. Медлим и спешим,
То вдруг неволим ветер или пруд,
К нам безучастный, приступом берём.
Нам ведомо, как разом цвесть и гнить.
А где-то еще бродят львы, и знать
Не знают слабости, доколь могучи.
А мы Единое едва помыслим, как
Наткнёмся на обилие другого. Раздор —
Уделом нашим. Так любовников
Ждёт одного в другом конец желаньям,
Им обещавшим даль, и гон, и землю.
Так, чтобы краткий миг изобразить,
Грунтуют холст. И тщательно — чтоб только
Мы зрели. Кто-то там печётся
О нас. Мы знаем не границы чувств,
А лишь что их извне определяет.
Кто не дрожал пред занавесом сердца?
Взвился. Картина первая. Прощанье.
Легко расшифровать: знакомый сад.
Он весь движенье. Входит танцовщик.
Не тот! Подделка! Сколько он ни ловок,
Ни приодет, а все он — филистёр
И кухней направляется в квартиру.
Мне не по нраву эти полумаски,
Уж лучше куклы полностью. Стерплю
Их скорлупу и нитки и
Их прорези сквозящие. Я здесь.
Я перед вами. Если даже лампы
Погаснут, если скажут мне:
Всё кончено, и на меня со сцены
Потянет холодом и пустотой,
И если из моих тишайших предков
Со мною не воссядет ни один,
Без жены, и нет даже мальчика
Того, с косящим карим глазом, всё же
Я остаюсь. Всегда должен быть зритель.
Ну, я не прав? О ты, кто меня ради
Присмаковался к горечи, отец мой, —
Кто первый мутный сок моих влечений
Со мною пил, пока я возрастал,
Пригубливал, с тяжелым послевкусьем
Столь чуждого грядущего; кто прежде
Меня изведал многомудрый взгляд,
И кто сейчас, отец мой уже мёртвый,
В моем прозренье, глубоко во мне,
Тревожишься, и безразличьем, мёртвых
Достоинством, ты жертвуешь ничтожной
Ради моей судьбы. Ну, я не прав?
И вы, что для начатков малых
К вам моей любви, которой я бежал,
Едва лишь предстоянье перед вашим
Ликом, что я любил, сменится
Другим — пред миром, где вас нет… И если
Мне по душе ждать пред вертепом, нет,
В него впиваться — так чтоб наградить
Свой взгляд финалом: скорлупу прорвав,
Из паяца вылупится ангел.
Ангел и кукла — вот завершенье действу.
Вот когда сойдётся то, что постоянно
Мы разлучали, с тех пор как созданы.
Вот когда возникнет из столетий
Круговращенье перемен. Сквозь нас
Играет ангел, просится наружу.
Смотри, вот мёртвые, и им
Знать не положено, что всё,
Над чем мы здесь так трудимся,
Всего лишь занавес глухой, что всё
Всегда в себе иное. Детства лета!
Когда в явлениях читалось
Не только преходящее, как в нас
Не одно грядущее. И мы росли.
И мы порой торопили взросление,
Отчасти чтоб понравиться тем, чьё
Имение единственное — взрослость.
Все ж в одиноком бдении своём,
Довольные текущим, пребывали
В том междумирии между игрой
И бытием, что спокон веку
Для дленья чистого предназначалось.
Кто так его творит? Ребёнка. Кто даёт
Ему под ноги мир и в руку — меру
Пространству? чтобы после, в шарик смерти
Скатав вчерашний хлеб, вложить его
В пухлый рот, там оставив, точно это
Сладчайший плод?… Любых убийц легко
Вообразить. Но это, эту — Смерть,
Всю эту Смерть, смиренно прежде жизни
Носить в себе и не роптать, вот что
Непредставимо.
станция: новости
волны
страница Олега Дарка
на середине мира
новое столетие
город золотой
