СТАЛЬНЫЕ И УГОЛЬНЫЕ ЭЛЕГИИ СТАЛЬНЫЕ ЭЛЕГИИ ПЛАТФОРМА МАШИНОСТРОИТЕЛЬ С окариной железной смешанный воздух полон яблочных соцветий. Топь неведомая ирландская, возле озёр, под тополями. Легко я расставалась с вами, и мне бы вас не вспоминать, хоть время увлекает вспять. Мне синей краски долго снился цвет на прутьях перил железнодорожной станции, снился проезд без железнодорожной квитанции, просые разговоры с контролёрами, окна с шафрановыми шторами — мне снилось, а теперь не снится. Цветеньем яблонь окружённая платформа скрывалась за стеной высоких тополей, на перила взгромоздились души и синицы. В периоды дождей осенних аллеи золотом усыпаны клейким. Предания текли из лейки рассказов кухонных, гости мои казались рыцарями, отставленными от военных дел, пережившими пальбу чумы. ПЛАТФОРМА ФРЯЗЕВО Жестокой эстакады серый лёд в морозное беспамятство ведёт, а я любила зиму. Психея та в дымящемся пальто ступени сосчитала, как никто. Мой город был как на ладони, составленный из пышущих здоровьем кирпичей и окон тёплых небольших, знакомых редких, собиравшихся в фотолаборатории районной газетёнки, а так же — редко — в теремке моём. Петлистых тополиных улиц глобус, пришёл тридцать восьмой автобус. От станции до города бегут посёлки, все дерева — небесные метёлки. Казалось мне порой, что знали все, когда я голодала и болела, когда в Москве заночечвать летела, когда в комиссионке туфли покупала, когда жила, когда я умирала — не знала лишь молва, когда я умерла и ожила. Порой приятно жить в стенах, как в некоем склепе, учиться жить, чтоб не видал никто, как обречённая на смерть душа побег устроит вдруг из шалаша. УГОЛЬНЫЕ ЭЛЕГИИ 1 Духи платформ подмосковных Ангелам, путь охраняющим, подвластны, в бледных своих телогрейках и шапках ушастых. Нынче они одеты иначе, а вместо приюта, что был на заводе заброшенном, им предоставили место в кондитерской. Местность завода наполена будто ангарами, очерченными тонким углем. Духи выходят прочь из вагона, Ангелу вслед огрызаясь незлобно, света не могут перенести. Человек бы жалел, что его кропотливый труд незаметен, когда он людей переводит по эстакаде, льдом закованной, поверх железа отполированного, подгоняет составы зелёные, исполняет желание каждого, кто вознамерился войти в вагон, чтобы путь начался. Эстакада в четыре утра, озарённая многими лунами фонарей, пронзительно, побледнело даже светило, служила Ангелам тихим пристанищем. Редко поезд нижегородский, горький от рыжей окарины, грустную песню свистел. Ангелов не было видно, и они не жалели, что люди не дарят им пирожков и цветов. Ближе к пяти начинаются рейсы. Первых прибывших встречал Ангел местности странной, прозванный Бермудским треугольником Подмосковья. Он охраняет жизни людские, покорный, неведомый, грозный, на пути к тёплому пристанищу. Я будто боялась его, почитала на свой лад. Местность была фантастической, Ангел был настоящим, он дом наш хранил, заповедный Шанхай, и все мои гости удивлялись житью, обосновавшемуся на месте ямского приказа, недалеко от Владимирки. 2. Зимой разбили окно, и трёхкомнатная квартира на первом этаже сразу же показалась заброшенным замком с печатью грозного и величественного исхода. Стёкла купли весной, вставили кое-как, но солнце играло и пело, а небо сиренью цвело. Зимою камена ходила по комнатам, будто кого-то звала, будто пела, молилась и причитала, умоляла всего сокровенного Силу взглянуть на место сие, и на дом, и на комнаты, будто покинутые перелётными птицами. То любимое гнездовье было птицы словесной, здесь меня не забыли ни Бог, ни созданья его, и ни люди, ни Ангелы. Люди порой научаемы ими в помощь другим. Случается, что просящий небережлив, и развеет свою сокровенную помощь. Прошедший мир был цветною картиной, присыпанной угольной пылью. Художнику даже неловко порой за творенье, горькое, юное, лишь милосердьем грядущего вновь озарённое честью и славой от Бога всех сил. Так молодая звезда себя тратит направо и налево, не слушая возражений, но жизнь её мрачная озарена вспышками радости свыше. Так сквозь наветы земной преисподней в напоминанье порой проступает образ как будто бы рая, светлости и чистоты. Элегии на середине мира станция гостиная кухня