Наталия Черных

*
если бы старухой родилась я,
пенсию бы раздавала щедро
белым старикам и тёмным бабкам,
позабыв, откуда песния берётся
что в руках моих поумирало:
чувства тонкие, высокие, красивые
цыганята мальчики студенты
девочки утопленницы школьницы
позабыв, что все они воскресли
и теперь со мной повсюду ходят
мне ведь с ними ничего не страшно:
ни войны, ни голода, ни холода.

*
— Пляши и пой — на середине мира,
По камешкам обочины танцуй.
Нальют вина, в карман положат сыра
И бросят на прощанье поцелуй.
Но кто кольцо жестокое расправит,
Сердечный и смертельный твой недуг?
Твои ладони — кто же их восславит,
Нагой и беззаветный разум рук;
Восславит их живые очертанья,
В которые порой глядится Бог?
О руки-руки, слуги-египтяне,
О спутанные волосы дорог!
Пляши и пой — от самого порога –
Бороздья горя, выпуклость Земли.
Пляши и пой — последнюю дорогой
Босой отец уводит дни свои...

1992

ПОСВЯЩЕНИЕ

— Господи, не забудь и Роберта Фриппа
на затонувшем корабле.
Милость Твоя и Твоя защита
ни под водою, ни на земле

— Господи, не забудь и Роберта Фриппа,
который в тёмном небе раним
опасен звуком дверного скрипа
и в звуке ангельском повторим.

1993

МИСТЕРИИ

слово автора

Тень памяти, валы небытия,
за ними ад или ворота Рая —
не знаю, что. Но, может быть земля,
пустынная обочина лесная
и записи без данных выходных.
Душа метнулась к ним, глаза узнали
саму себя среди сплетений их,
которой предстоит домой вернуться,
и обувь снять, и выпестовать стих.

слышится пение

Когда отчалил в плавание он
когда покорно отперли ворота
когда в тот день с утра была Суббота
и дальше продолжалась день за днем
как если б небесах случилось что-то

когда отчалил в плавание он
когда беспечно погрузился в волны,
скрепивши мир землёй и тростником
и потеплевшей вдруг луною полной
когда он в первый раз взмахнул веслом

поплыл его кораблик светоносный
по белой глади золотым пером
и плотью обернулся лепет косный
когда он в первый раз взмахнул веслом

когда отчалил в плавание гостем…

рождение

ворота Рая отперты сейчас,
весомый звук едва коснулся слуха.
Весомей немота коснулась глаз,
а коже стало холодно и сухо.
Чу! Скрежет потревоженной петли,
последствия движения старухи
по деревянной лестнице в пыли.
Искомое пространство — мирозданье;
обличием яснее диск земли,
ясней чудесные земные страны,
где змейками границы пролегли,
украшенный волнистыми морями
поверхностей немыслимый рельеф
с возвышенностями и островами,
ясней земли нечаянный портрет,
затёртый пылью времени немного,
но сохранивший множество примет,
создание, не гневавшее Бога,
подобно солнцу, вписанное в круг.
Нас для него — неизмеримо много;
мы на земле — как отпечатки рук.
К портрету дополненья лучше нету,
поскольку человек — любимый друг
Творцу земли и звёзд, небес и света.
Но я забыла это. И не вдруг
лежит земля как стёртая монета.

сумерки

Спустилась ночь — рубильник пущен в ход.
Земля исчезла — не было чудесней.
Осталась пыль и вкус отравы пресной.
Лицо переменилось — грим течёт,
любовью человечий пахнет пот,
шарманка за воротами поёт:
то савояр всё ищет, ищет место.
И сладкий сон ему да ниспошлёт,
да ниспошлёт тебе билет чудесный
на утренний зелёный самолёт,
да будет нетревожен твой полёт.
А сонный савояр бредёт, бредёт,
и гонит сон однообразной песней,
и набухает неизвестный плод,
в который раз покрытый лепестками,
отчаянный корабль с дураками -
на поиски Земли обетованной,
чей призрак ускользнул за горизонт.
А барабан шарманщика поёт,
сама собой взлетает рукоятка
у первых же распахнутых ворот —
с души воротит. Но из сердца — льёт.
Младенец плачет искренно и сладко,
звезда восходит и иголка шьёт,
у стульев ножки подгрызают мыши
и дети на качелях рвутся выше.

отплытие

... и с первой электричкой в рай.
В пленении у медленного хода.
и чувствуется тело — невзначай,
и невзначай свивают хороводы
окружности возлюбленной страны,
родного дома девственные своды,
нежнейшие и искренние сны
(примета аскетической породы),
знакомых лиц единые черты.
Беспамятство.
Мучительные роды
Единословно вдруг разрешены,
Единым словом:
— Папа! Мама! Боже!
Сознанием, что мир отныне мертв.
На стенке тенью - гоголевский профиль,
он словно бы к монеточке примерз.

ГОГОЛЬ В ДОРОЖНОЙ КИБИТКЕ

Темно — темней во чреве у кита
и тряска, без сомнения, смертельна,
когда бы кто другой сидел в кибитке
во мне самом дыханье замирает

а изнутри — весёлое, грудное
вот ластится, с дыханием играя
и вот уж утро медленно-прекрасно
в росе и свежестях является глазам

и тот, попутчик шустрый, нынче дремлет,
и, верно, видит сон о мёртвых душах
и плачет над минувшею деревней
иначе б не был он такой подлец

и всё богатыри перед глазами
все девы, дива в кипельных шелках,
то ангелы высокие должно быть
мне о прекрасных людях предвещают

так русская гармония звучит
в раскинутыми в стороны руками
и что-то даже в голосе захрипло
меж утром тем и сумраком кибитки

и нет в коленях сил ходить пешком

ЖИТИЕ ЧЕЛОВЕКА С КОЛОКОЛЬНИ

как вдень, что перед смертью — в каждый день
напрасные и важные итоги
и звук на вкус как дождь и цветом — полутень
от переливов листьев — на дороге
ведущей неизбежно вверх, туда

где лестницей прекрасной станет вдруг
(ступенькой в ней — и облака, и звёзды)
но словно бы в глаза глядятся грозно
как друг, как бесконечно старый друг
и в каждом из зрачков дрожит звезда

так входить память в узкое ушко
так сталь тончайшая пронизывает руку
так вместе со слезами пьёшь науку
которая ведёт легко-легко
из никогда — в одно всего: когда

из настроений, в молодость вернув
глаза и руки, стопы, силы, голос
и Ангел молнией расчешет волосы
над ними семь оттенков развернув

проснётся колокол, а я смогу увидеть
что было трудно — в свете красоты

ЯНТАРЬ И СЕРЕБРО

1 ранние итальянцы

Лайзе Геррард

Сказал Упырь: — ведь это очень важно
что мне Лиса привет передавала
и дальше спать весь день не просыпаясь
и спать и просыпаться всё труднее

теперь я иногда брожу полями
где речь чужая древняя звучала
и вдруг — заветный луг Декамерона
и тени что бледней чем пыль иль порох
всё тени женихов и дев прекрасных

одна из них —

— она явилась раньше,
что руки к стану слабому прижала
(там крыльев полускрытые намёки)
ладони на груди сплела так плотно,
как если б из неё хлестала рана

и шепчет, обращённая в пространство:
— ОН говорит: затем покой настанет
ты станешь важной и слегка печальной
детей научишь…
говорит, как будто
я от рожденья не была смертельной

и тень уходит. Выбритые брови
как арки, в отдалении белеют
лицо же свет струит зеленоватый

но вот, на нём живые глаз маслины
мерцают в склепном воздухе сыром

порыв больного тела демон любит
дух слышен в теле высохшем весомей
покойник же всех нас, людей, боится
и редко скажет: вот, пойдём гулять.

2. травник

Разумный клевер и святой укроп,
лаванда снов, шалфей воспоминаний,
и лавр Тристана, и моя олива,
а так же свежий перец — для того,
кто после нас посадит травы здесь
(поскольку жизнь ещё не обрывалась).
Однако есть пространства, или петли,
в которых что-то трогательно дремлет,
и в них не уместиться никому,
названному людьми или зверями,
растеньями, морями и горами,
цветами, облаками и плодами.
Есть связь между старухою и солнцем,
меж рысью и чумазою девчонкой,
Офелией, Изольдой и Джульеттой —
но это Нечто в них незримо дремлет,
как будто очень старый человек,
или как двое, сшитые любовью,
которым вместе нет и сорока.

ТЕРРИТОРИЯ ЗВЕРЕЙ

НАЧАЛО

— Говорит первый зверь, запрокинувший косматую пасть,
закативший глазные маслины,
голосом сотрясая изнутри бока клетки вагонной;

— Говорит самка таинственного зверя,
обнажившая передние конечности:
"о тайна сдувается со шкуры мгновенно
взгляды же ваши в порах кожи камнями осели
шерсть моя шерсть моя";

— И молчит зверь третий, знающий тайные ходы речи и коды
нескольких языков, ибо рожден от особей таинственных видов;

— Говорит первый зверь с огненным языком:
"страшно и страшно вдвойне"
"кыш кыш все все";

— Четвертый зверь там, где деревья внутреннего леса обрваются у
святого поля небес
где растения душевного леса посторонились для алмазного неземледелия;

— О зверь третий, таинственно темнеющий вопреки вою собачьему;

— Зверь первый взметнулся:
"о шакалы шакалы собаки";

— Самка таинственного зверя вдруг посмотрела, больные очи вскинув
тщательно:
"о раны раны";

— Молчание третьего зверя, который почти неслышными щелчками, по
проводам струясь невидимо;

— Смотрит человек и думает человек:
"лиса небес в лесу небес",

лица Волчицы,

дети Медведя,

выси Рыси,

раны Обезьяна,

сома Росомаха,

дух Петуха,

язык Козы

В ЛЕСУ НЕБЕС

(день)

— Молния шкура Змеи небесной тесная
метнулась пустая там где открылась безлесная
видом сверкающая невестная
там Молния Змея
о Солнце длинное в клетке древесной гривою
рык Грома у себя дома!

(ночь)

— Облаков стада возлюбивших всяческое украшество
Облаков мирское монашество
эфирное мирное
стаи Звезд мерцание мерное эфемерное
Нереиды Эфемериды
с хвостами рыбьими под воздушными глыбами
говорящие рифмой внутренней утренней
Рифмы искомое эхо — помеха смеха, двойная;
Ошибка оживает и себя наблюдает,
ибо всё а инее теплом,
как стекла.

СОМА РОСОМАХА

О идущий горою несущий Сому
по виду — в зыбке одежды черной,
подобный зданию большому
с когтями речи бросками верной!

идущий в шерсти бриллиантовой темной
Луну несущий в глазах зеленых
о дрожь Луны на следах огромных!
о стен покоритель темницы крах
Сому несущий — где росомах

ВЫСИ РЫСИ

— Вам, которые не выдрами и клочка воли
и не приняли на язык ни капли боли
и не проглотили ни капли крови
Вам, испугавшимся вершины дерева,
и лишь по случайности зачисленным в зверево,
Вам, которые по сущности — люди,
прокуроры, адвокаты и судьи,
в которых ни стремления, ни смирения,
ни порыва, ни трепета, а только трение,
которым не надо живого, а надо — мертва,
я, Рысь, отвечаю:
я знаю, что значит — жертва.

ЛИЦА ВОЛЧИЦЫ

Глаза о глаза с рыбьим жиром плошки!
— Всех обманули Собаки и Кошки!
взяты Ягнята
и вот Волчица говорит Козлятам:
— О ненавижу собачий вой!
Волчица говорит с Козой:
— О тайные шаги у двери
где дворяне от слова двор
и мой волчий позор,
и курицы взлетели.

ЛИСА НЕБЕС

О пламя мое нерыжее
о явь пламени моего — ничего выжжено
дарило пламя — остались чистые
вещи мелкие искры, всему почин
Елена — имя мое, Ирина — чин
и сама себе семья
яма моя идет прямо на меня
на все пуговицы посчитала застегнутая
под виноградом вздернутая,
за то, что виноградное варенье сьела, Елена,
иглою шила мимо, Ирина,
дохну — сказала, Лиса — вестимо.

ПОДОБИЕ НАЧАЛА

— Говорит первый зверь, сохранивший начальный замысел:
"о Промысел Промысел";

— Говорит второй зверь, замысел в зеркале отражается, вниз
устремленный
"боль есть слово легкое быстрое";

— Говорит зверь первый, стихию огня покинувший:
"о терпение! о нетерпение!"

— молчит самка зверя таинственного и тайно глазами пишет.

— молчит первый зверь

— и никто говорить не решается

— ибо речь нечеловеческая.

ПРИЮТ