ОЗАРЕНИЯ - АНДРЕЙ КОНОНОВ — НАУЧНАЯ КАРТИНА

Не часто достижения современной науки и техники дают возможность приложить художнику свой творческий метод к постижению реалий существующего мира. Чаще всего картину мира, именуемую «научная», то есть описанную с точки зрения сегодняшних научных теорий, используют в своих произведениях писатели-фантасты. Но не для того, чтобы дать представление нынешнему мобильному человеку детальное образное представление о структуре космоса, о видах животных и растений, о строении атомного ядра и прочее.

Авторам, произведений фантастического жанра, научная картина мира необходима всего лишь для того, чтобы воспарить с нее, как со стартовой площадки в область гиперреальности, в ту сферу, где царит воображение и футуристическая мысль. Тем более интересен литературный опыт, который вмещает в себя удивление перед техническим открытием и тем прекрасным, подлинно научным видением мира, открывающимся благодаря этому гениальному «глазастому» приспособлению.

Рассмотрим выбранный пример подробнее. Поэта Николая Заболоцкого привел в восхищение микроскоп или как он его назвал «волшебный прибор Левенгука». Смею думать, не только тем, что поэт с помощью его заглянул в бездны материального мира, но скорее потому, что поэт и без данного хитроумного прибора тонко чувствовал незримые человеческим глазом мировые структуры, а тут вдруг микроскоп подтвердил совершенно объективно для всякого человека существование таких планов бытия, которые предощущало отзывчивое поэтическое сердце. Вспомните у Пушкина:

«И гад морских подводный ход
И дальней лозы прозябанье».

Можно предположить: поэт в состоянии вдохновения приобщается ко всему Бытию, как Целому, но в тоже время необозримое единство сущностей, не заслоняет от его мудрого взгляда подробные священные мелочи жизни. Он томится оттого, что сердце его слышит, чует, трепещет от необоримого величия мировой красоты, но в этом экзистенциональном переживании единства космоса поэт становится еще более одиноким. И потому он «дикий и суровый» бежит на «берега пустынных волн в великошумные дубровы» А тут никуда бежать не нужно! Вот, возьмите, сограждане, микроскоп, сей волшебный дар науки, и сами приобщитесь к тому неизреченному миру, который носит каждый поэт под сердцем! Какое счастье, какое облегчение для души, восхищенной поэзией, что ее творческие прозрения о мире не были субъективной фантазией, а имеют сущностную укорененность в жизни. Вот она запечатленная радость поэта:

«Сквозь волшебный прибор Левенгука
На поверхности капли воды
Обнаружила наша наука
Удивительной жизни следы

Государство смертей и рождений
Нескончаемой цепи звено—
В этом мире чудесных творений
Сколь ничтожно и мелко оно!»

Разумеется, во взятом нами произведении, поэт не останавливается только на описании этой радости. Он уже, вооруживший свою музу микроскопом, отправляется вместе с ней не только в атомные бездны, но и в миры, «где летят метеоры», где «ни большого, ни малого нет». Мир, считает поэт, беспределен не только в сторону его уменьшения, детализации, но и противоположенную — в сторону большого внешнего Космоса. Вселенная неисчерпаемая, как атом. В одном из своих стихотворений Заболоцкий так и писал, что вселенная, напоминает ему «колоссальный движущийся атом». Можно двигаться в познании основ мира в любую сторону, конца не найти. И поэтому у подножия этого Огромного Неисчерпаемого Мира пылинка и наша планета суть равные величины. Если есть разница между числами один и миллион, то разница между числами со ста нулями и ста одним нулем уже не так существенна для человека. Поэт об этом сказал так:

«Но для бездн, где летят метеоры,
Ни большого, ни малого нет,
И равно беспредельны просторы
Для микробов, людей и планет».

Для человека плотского, в «футляре» (А. Чехов), то, что лежит под микроскопом всего лишь раздробленное бытие, омертвевшие кусочки жизни, но для поэта иное. Там не прозрачная плоскость с лежащими на ней частицами вещества, а «невысокая вселенная», Под стеклом трубы дышит тот же поток могучей силы жизни, который двигает судьбами солнц, атомов и людей. Там поэт чувствует «звёздное дыханье, слышит речь органических масс и стремительный шум созиданья, столь знакомый любому из нас». Как тут не вспомнить строчки Тютчева, утверждающие живую разумную силу в природе:

«В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык!»

Поэт слышит язык мира. С ним говорит не только каждая звезда, но и всякий «микроб» под микроскопом. Более того, в поэтическом прозрении Н. Заболоцкий утверждает, что в «результате общих усилий» «микробов, людей и планет» во вселенной зажигаются новые звезды и «кометы летят легкокрылей, и быстрее созвездья летят». Другими словами, поэт дерзновенно считает, что только в творческом единстве человека со всем творением (Заболоцкий, даже никак стилистически не выделяет усилий человека в ряду жизненных сущностей) заключается основание ненарушимой гармонии космоса. Мы, если хотим видеть над собой прекрасное звездное небо, призваны не отделять от своей жизни, даже «глупенькое» движение молекул. В нем тоже есть свой малый великий смысл. Оно служит пусть крошечной, но ступенькой к разумному движению звездной сферы. Таким образом, данное стихотворение обосновывает бесценность, и уникальность каждой части Бытия, какой бы малой она нам не представлялась! И как замечательно, что этому способствует «научная картина мира», увиденная поэтом через хитросозданный прибор.

Александр Блок почти требовал:

«Сотри случайные черты
И ты увидишь - мир прекрасен!»

Но как это сделать, если сердце мое огрубело в житейских борениях? А вот с помощью микроскопа! Кто из людей не восхищался, смотря «под стекло кабинетной трубы»? Вглядимся же и мы. И будем помнить, что научная картина мира меняется каждое столетие, а поэзия, раз запечатленная в словах, остается с нами навсегда!