ПРИ ДВОРЕ ЧЕРВОННОГО КНЯЗЯ


Из наблюдений князя:
Человек XXI века



Часть первая:
ПРЕДМЕТ


Тезис:
ЧЕЛОВЕК НЕ ИЗ БУДУЩЕГО

— Царственный жест, взгляд блестящих глаз.
Неужели господин заметит и нас?
Тёмный зрачок, жестокий и кроткий.
Чу! Придворные. Царственная походка.


Кошки добывают пищу когтями, крепкими как железо.
Мой знакомый считал себя гениальным. Он слышал и видел неописуемое.
В сердце его поселилась идея стать знаменитым во всех частях света,
стать гениальным безумцем, человеком будущего.

Он любил свою необыкновенность.
Он считал себя самым настоящим из всех живущих.


Запись на полях: «Мое сердце стронулось с мёртвой точки, когда я увидела музыканта двадцати трех лет в дебрях города Лондона. С бледной, как яблоневый цвет, кожей. Студия его игроков располагалась в малоизвестной кафешке. На неделю каждому из игроков выдавали прожиточный минимум — четыре фунта 11 шиллингов. Но история о музыканте впереди».


Мой знакомый предпочитал всем понятиям мёртвое семя своего разума.
Способность писать стихи он называл детским кровотечением.
Он проверял на зуб монеты всех стран мира
и, наконец, купил себе остров.

Он считал себя гением будущего.
Самым настоящим из всех живущих.


— Господин! Господин! Человек ли вы или нелюдь.
Вот, я нищая возле вас — вы знаете, что со мной делать.
Народ палачей не любит, но вас пышно встречает.
Он, как и я, грани меж злом и добром не замечает.

С некоторых пор я стала задумываться о чёрном и белом.
Так и есть: чёрно-белый мир, подцвеченный малиновым светом.


Запись на полях: «Музыкант двадцати трех лет с бледной кожей. Кисти его рук напоминали благородный металл. Он читал Шелли и Китса по-английски. Я понимала смысл и красоту стихов, хотя плохо знала его родной язык. Лучшей музыкой для него была тишина. Он слышал её как стихи».


Мой знакомый изучил все механизмы воздействия Психеи на человека.
Политики, накрытые окровавленной сетью, пляшут чечётку под его хлопки.
Невинное существо задохнулось, увидев мощный торс моего приятеля,
и зрачки несчастной жертвы сузились до маленького треугольника.

Мой знакомый считал себя гением будущего,
самым настоящим из всех живущих.


Особа царственной крови, лежащая на одре под малиновым покрывалом.

Для всех нас началась совершенно другая жизнь.


Антитезис:
РАЗГОВОР В ВЕТРЕННУЮ ПОГОДУ


Печальный разрушитель,
седой школьник, опоздавший на урок!
Он говорит, и от слов своих так далёк!
Я спросила его: в каких странах ты был?
Он, как в рифму, ответил: забыл!

Его мнения режут мой слух, они меня утомляют.
Ничто в нём меня не впечатляет.
Пахнущий пивом революционер,
всем пионерам — пример.

Господин наседает и наезжает,
в покое мои уши оставить не хочет.
На смятой салфетке — первые строчки.
Светлая мысль улетает.

Я пишу стансы в пасмурную погоду.
Настороженно притихла природа.
Капли дождя деревьям к лицу.
Жизнь моего собеседника подходит к концу.



ВМЕСТО ПАУЗЫ

Последние месяцы весёлого Лондона отличались невероятной жарой и выступлением музыкального идола в Риджент-парке. Тот, с бледной кожей, там был тоже. Ещё никто не предполагал, что его появление станет подобием взрыва ядерной ракеты.
Что касается меня, то я никогда не была в весёлом Лондоне и не верю в прошлую жизнь. Но иногда Создатель приоткрывает рисунок неведомых судеб. Так случилось и со мной. Что-то вроде наброска свинцовым карандашом на рисовой китайской бумаге, стихи Шелли и Китса. Музыкант в очках с бледной как яблоневый цвет кожей.



Синтез:
ЭПИТАФИЯ


Стена, которой мне явилось время,
подрублена как хрупкое растение.
Пророческий виднеется в ней свиток
среди печальных мыслей и улиток.

Есть инструменты, с которыми приходит к человеку смерть.
Мне довелось на них смотреть.
Их вид не страшен — грузен и нелеп.
Тяжёлый их булат — во мраке лет.

Они лежат на докторской ладони,
наточенные, смазанные маслом.
Ни запаха на них, ни пятен крови.
Их линии причудливо прекрасны.

Осенний солнца луч упал поверх смертельных лезвий,
разрушив сеть ветвей кладбищенского сада.
Так ясно золотой! Так радостно белесый!
Скорее, смерть! О сердце, слёз не надо.

Смущение на лицах близких станет мне надгробием достойным.
Ещё живая, я разделена и в пламени горю.
Мне видится судьба — созданьем юным стройным.
О том, что завтра, пусть не говорю.

Моя душа! Вот мы у роковых ворот.
Хранители мои стоят, глаза потупив,
хотя ещё надежда в них живёт.
Хозяева мои — покорны, словно слуги.

Друзья мои и ангелы мои!
В исход печальный верится отчасти.
Ворота заперты. Щебечут воробьи.
Здесь тишина и здесь не место страсти.

Смущение на лицах близких станет мне надгробием достойным.
Но моя чаша выпита сполна — другому не досталась.
Мне видится мой мир — медлительным и стройным.
Струится тишина. В ней — светлая усталость.



Сон госпожи и лёгок, и глубок. Сон или смерть — чужим не видно взорам. Князь госпожу к себе зовёт — идёт посланник. Князь собирает бал. Служанки шьют княгине платье новое. Она в нём будет прочих дам прекрасней.



Часть вторая:
ОТРАЖЕНИЕ ПРЕДМЕТА


ДИТЯ ЛУНЫ

Восточный ветер шелестит по кронам лип.
И в лепете его дождливом слышен звон
фонариков с душистыми свечами
и окон ярких лепестки.

Вода ль шумит, стекая вниз по стенам,
источенным живой зеленой влагой?
Плывёт ли лодочка, похожая на детский башмачок?
Нет. Лунное дитя проснулось сладко.
Речные тени для него наряд несут.

Звенят бубенчики и маленькие чаши.
Дитя танцует, вытянув ладошку —
настой из звуков в емкости нефритовой.
Ждёт сына солнца у фанерной дверцы.

Дитя луны слегка похоже на покойную леди:
играет звуками, танцуя, выступает важным шагом.
То юный эльф, восточным ветром в город занесённый.
Слов незнакомых щебет печаль сердечную смягчает.

Дитя луны не любит никого,
а только свои крохотные ножки и шёлк одежд расшитых.
Но я ошиблась — сына солнца полюбило лунное дитя
и ждёт, с другими проводя всю ночь, его улыбки.

Вот сердце — рваный край листочка мака,
и утешенье рассыпается, как маковый бутон.
Танцует лунное дитя, касается сердец ночной прохладой,
покуда солнца сын не улыбнётся.

Улыбку солнца увидав, дитя луны растает.



ВМЕСТО ПАУЗЫ

Порой мне казалось, что душа моя напоминает губку, пропитавшуюся мёдом и золотом. У простых, очень простых слов, которые в моей повести показались бы нелепыми, появился полный и сочный вкус. Я могу объяснить, почему не называю эти слова. Назвать их — все равно что записать на диктофон беседу влюблённых. Нотная грамота стихов. В них, как во встревоженной водной глади, едва-едва — Создатель.



Заключение

основная композиция:
ПРИ ДВОРЕ ЧЕРВОННОГО КНЯЗЯ


— Княгиня, торопитесь! Пир уж начался.
Все приглашённые у теремных ворот построились.
Хор нынче замечательный — и он достоин князя.
Княгиня, ждём. Готово платье ваше.

Вдали остался город, чёрный как диковинный алмаз.
В крови измазан, в золото оправлен.
Над княжьим теремом прозрачны небеса,
и нет малиновой тревожной луны.

Волынщик преклонил колена у ног трепещущей души.
Он послан звать. Душа словам внимает.
— Княгиня, князь вас ждёт. Прошу, внемлите зову.
То для людей неслыханная честь.

Гонец душе притихшей протянул рубиновый венец.
Всем приглашенным князь такой же шлёт.
Дыхание едва заметно — оно как ветер южный.
В лице разлита кротко белизна.

Душа ещё в раздумьях. Пир кажется прекрасным.
Княгиня — невеста и вдова,
с ней — свита из прекрасных девушек.
Там примут всех — и даже уличного шарманщика.
Никто не обделён вниманием князя.

Там поединок витязей двух — чёрного и белого.
Фанфары восклицают, трубы славят.


Воспоминаний пожелтевшая шарманка смолкла.


Новые альбомы...
ящерица
острова
в поисках Посейдона
на середине мира
станция
дневник
гостиная
кухня



Hosted by uCoz