Татьяна Грауз.
ДЕВОЧКА СВЕ @ И ОЗЕРО
девочка Све всплеснула руками. лицо её детское cморщилось в подобье улыбки. а дом был так мал — две комнаты пейзажи по стенам
(несколько изумительных видов с горы на пестрятину крыш с выбеленной синевой вечно свежего неба). пучки сухих трав метёлками с гнутых гвоздей.
запах полыни мелиссы и зверобоя. этот вот пряный чуть кисловатый запах — мелисса. а этот степной и с горчинкой — полынь.
сквозь плотные ставни узкие ленточки света. шлёпается об оконную раму пухлым комочком шмель.
вчера отяжелевшая и одуревшая выскочила я из автобуса. попутчица, когда ехали, успокаивала «вы всё равно ничего не увидите темно да и вам ещё далеко». я отвечала, что в голове у меня такой ветер, что я давно не запоминаю дорог. попутчица снисходительно улыбалась. автобус притормозил.
с пригорка спускались женщина, двое детей, две собаки. сквозь темноту (едва ризличимо) собаки виляли хвостами. дети шумели. женщина заговорила приветливо. голос уставший. в руке девочки вспыхнул бенгальский огонь. всё осветилось. потом внезапно погасло. и я почувствовала, как чья-то ладонь укромно легла в мою руку. смутилась доверчивости. мы поднимались в гору. «вот это дом — копия консерватории — а вот этот — в восточном стиле — забор обветшал — эти прутья и ветки плетень нашей дачи». собаки изредка лаяли. их было две — большая с широкой пастью похожая на продавщицу в кондитерской нюра и верный друг её — хвост колесом коренастый и добродушный.
к полуночи угомонились. мне постелили в маленькой «проходной». девочка, перебирая пряди на моем лбу, всё шептала «завтра я подарю тебе важное что-то».
а назавтра мы шли с детьми и собаками в лес. девочка всё пищала «это озеро дышит ему так трудно дышать оно заросло мелкой ряской». но озеро «дыши-и-не-умирай» было оставлено. мы подымались на гору. там под акацией долго сидели и разминали сухой озерный камыш. пускали пух его в жаркое небо. пух оседал на траве и искрился. лес-озеро-и-далью-дрожащее-небо были так близко, а я опять вспоминала картины, будто по свежей побелке написанные холсты, выпуклое, будто бы изменённое взглядом пространство, и верила завороженному странному взгляду.
а вечером при потрескивании костра девочка танцевала «танец сорвавшего печального листика» и говорила то ангельским мне неведомым языком, то удивительно взросло. закончила выдохом «дерево стало цвести а потом яблоки падали мне на ладони». потом вдруг исчезла и появилась чуть позже со скрученной и перевязанной сухой травинкой бумажкой. «откроешь — сказала чуть повелительно — когда приедешь домой». я открыла чуть раньше. химическим карандашом на листочке был нарисован крошечный крест.
в этом году девочка идет в школу. и мне рассказывали, что когда Све осматривал врач-психиатр, он, глядя угрюмо в унылую пыль за окном, пробубнил «она дурочка что ли?» Све кротко молчала. и дождь в глазах её отражался. осенним был этот дождь.
вчера отяжелевшая и одуревшая выскочила я из автобуса. попутчица, когда ехали, успокаивала «вы всё равно ничего не увидите темно да и вам ещё далеко». я отвечала, что в голове у меня такой ветер, что я давно не запоминаю дорог. попутчица снисходительно улыбалась. автобус притормозил.
с пригорка спускались женщина, двое детей, две собаки. сквозь темноту (едва ризличимо) собаки виляли хвостами. дети шумели. женщина заговорила приветливо. голос уставший. в руке девочки вспыхнул бенгальский огонь. всё осветилось. потом внезапно погасло. и я почувствовала, как чья-то ладонь укромно легла в мою руку. смутилась доверчивости. мы поднимались в гору. «вот это дом — копия консерватории — а вот этот — в восточном стиле — забор обветшал — эти прутья и ветки плетень нашей дачи». собаки изредка лаяли. их было две — большая с широкой пастью похожая на продавщицу в кондитерской нюра и верный друг её — хвост колесом коренастый и добродушный.
к полуночи угомонились. мне постелили в маленькой «проходной». девочка, перебирая пряди на моем лбу, всё шептала «завтра я подарю тебе важное что-то».
а назавтра мы шли с детьми и собаками в лес. девочка всё пищала «это озеро дышит ему так трудно дышать оно заросло мелкой ряской». но озеро «дыши-и-не-умирай» было оставлено. мы подымались на гору. там под акацией долго сидели и разминали сухой озерный камыш. пускали пух его в жаркое небо. пух оседал на траве и искрился. лес-озеро-и-далью-дрожащее-небо были так близко, а я опять вспоминала картины, будто по свежей побелке написанные холсты, выпуклое, будто бы изменённое взглядом пространство, и верила завороженному странному взгляду.
а вечером при потрескивании костра девочка танцевала «танец сорвавшего печального листика» и говорила то ангельским мне неведомым языком, то удивительно взросло. закончила выдохом «дерево стало цвести а потом яблоки падали мне на ладони». потом вдруг исчезла и появилась чуть позже со скрученной и перевязанной сухой травинкой бумажкой. «откроешь — сказала чуть повелительно — когда приедешь домой». я открыла чуть раньше. химическим карандашом на листочке был нарисован крошечный крест.
в этом году девочка идет в школу. и мне рассказывали, что когда Све осматривал врач-психиатр, он, глядя угрюмо в унылую пыль за окном, пробубнил «она дурочка что ли?» Све кротко молчала. и дождь в глазах её отражался. осенним был этот дождь.
ТАТЬЯНА ГРАУЗ
на Середине мира.
на Середине мира.
Затмение дождя:
стихотворения 2004 — 2007 гг.
Ветер зимой
стихотворения 2009 г.
ПРОЗА
на середине мира
город золотой
СПб
Москва
новое столетие
волны
