ЯЩЕРИЦАЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГОЛОВА ЯЩЕРИЦЫ
УТРОМ Над скалами, где отмелей начало, в искристых каплях мелких пыли влажной мне грезилось иное мирозданье, где лев с ягнёнком рядом дремлет и ящерица смотрит глазами тёплыми. В ЦИРКЕ
ПАРАД-АЛЛЕ Вот первый снег воспоминаний детства ложится на измученное сердце. . . . Но сердце уж не говорит со мной, оно желает ужин приносной. . . . Вдруг вспыхивает пламенем снежная вуаль. Как бы листок из рисовой соломы. Сочится пламя на арену, ярче стоны. . . . Горят воспоминания — чудесный чистый снег. И я как все, в рядах статистов цирковых. О как невесело средь них! Знакомый ищет, как артист бродячий, ночлег. ОН 1. Вот — первый холод. Полон цирк людей. Ни лиц, ни голосов — лишь удивленье осиной стаей в воздухе висит. Ау! Ау! И темнота — финалом. 2. Здесь солнце чёрное и темнота прозрачна. Как все мы поместиться можем здесь? И кто же — мы? Мы люди или звери? В себе черты чужие узнаю. Весь мир — под куполом. Но было ль так вначале? 3. Билет — на ключевые наслажденья. В чём наслажденье? На арену взгляд; Там клоун рыжий мечется — побили. И все смеются. Плачу — мне смешно. 4. Удар, ещё удар. Силач кряхтит. И я, как он — в цепях простых заданий. Ем, сплю, хожу в присутствие своё. По вечерам играю на гитаре. 5. Пантера здесь как женщина моя. Но лучше помолчать — забыл я имя. Она идёт походкой воровской, чтоб прыгнуть в обруч, пламенем облитый. Нет, здесь всё не по мне. И я на изменение надеюсь. Смех клоуна. Так что ж? Я за него. ОНА 1. Любовь моя, молчать невыносимо. Вот акробатка бледная — душа. Она ведь помнит о большом и чистом. Дай руку мне — пойдём отсюда прочь. 2. Они готовят палки и страховки, и денег за мученья не берут, но — посмотри — как очередь толпится! Что их ведёт? Как хмуры лица их. 3. Мне смерть здесь кажется накрашенной кокеткой, а шум вечерний шторм напоминает. Мне страшно — не за нас. Жестокий цирк! Мне страшно, что его никто не видит. 4. Финал, скорей! Всем нам не избежать удара по щеке среди арены. Но я тебя люблю. И встречу там, за гранью шапито. Уже проснувшись. Мы встретимся потом. Рывок, рывок! Они лишь раз взглянули друг на друга. ИНТЕРМЕДИЯ ...
Голос красавца солиста и нежные строчки поэта теперь приобрели черты внезапно вспыхнувшего упрямым румянцем бледного лица. Герой понял, что все созданное нужно только ему и никому больше. И ещё понял, что деньги нужны всем. Катастрофа приближалась. Музыкант не пытался её предотвратить. Он ждал обновления. ИГРЫ ЗА КУХОННЫМ СТОЛОМ Кофе запах — расскажите! Чашка с розой — ну конечно! Дольку лайма положите. Лёд — признанье бессердечно. Двое — как смешны их лица! Вот глаза — и тень допроса. Вот — деревня и столица. Страсть не видит дальше носа. Новая пластинка спета, и по всем гостям ликуют. — Что же с нами нет поэта? Без поэта не тоскуют. Взгляд — высокая проверка. Не по сути взята мерка. Завсегдатай пишет слово. — Отвечайте! Вы готовы? Выстрел, вопли, жуткий крик. — Ты забыл, что ты — старик? Жизнь прекрасна: двое врозь. Платье только с манекена, сшито вкривь и вкось. — Нет бездельникам замены. * — Твои стихи напоминают мне тельца зарезанных сказок (Ты ведь помнишь великого?
Даже двоих, и оба — русские. Трагедия и плач). Молчание в ответ. — Как фамилия того прекрасного человека, который так умно и тактично говорил о поэзии? Журавлёв-Синицын? В его фамилии было нечто птичье! — Его фамилия — Ламберт. — И давно ты видел его? Я ищу Ламберта! СЕМЕЙКА БИТ Вот семейка собралась (Раз, два, три — выходит князь!). Все поехали в Китай (Три, четыре — не зевай!). Сотня девочек во след (Раз, два, три — пишу куплет). Сто разбитых в прах сердец (Здесь выходит их отец). Долетели до Китая (Первая жена, вторая). Князь играет джаз один (Здесь выходит старший сын). Барабанщик, гитарист (каждый — мастер и артист). Музыку свою везут (Князь, конечно — тут как тут). Вышел, вышел — кто в отставке? Он играл со смертью в прятки. ИНТЕРМЕДИЯ ... А что с княгиней? Бал шумит. Княгиня прочих дам прекрасней. Спокоен князь — ведь новая страна ему покорна так же, как и вотчина. А в это время згнанник мчится сквозь ужасы ночного леса, сбился он с пути. Ещё не знает он: ему вовек не видеть госпожи своей княгини. История покажется вам грустной. Что ж? Любовник изменял княгине. Но князь любил неверную свою. * ..... Грустная флейта, легкая флейта, пьяная флейта в городе жутком. Вы не вините её — она скоро уйдёт из города. — Полный вперёд! РУСАЛОЧКА — Дитя лесное, всплески влаги томной! Из чащи флейтой вызванная лёгкой, идешь ты по ночному лесу и не боишься коварных эльфов. — Зову тебя, русалочка! Приди! Следы от стоп твоих на глади водной рассвет в своей ладони сохранил. Он поклонился дочке родника. — Я слышу томный голос человечий! Русалочке не быть твоей женою, ведь кровь твоя смертельно горяча и тело носит запах тяжкой страсти. — Но если попрошу сестрою быть? Прошу тебя, мою лесную флейту! — Молчанием отвечу я тебе. Вот, ящеркою в заросли сбежала. На отмели морской, у кромки чащи, спит юная морская дева. Наряд слегка помят — она бежала, изгнаннику хвост ящерицы кинув. ЧАСТЬ ВТОРАЯ ХВОСТ ЯЩЕРИЦЫ РАЗГОВОР ЯЩЕРИЦЫ С ЕЁ ХВОСТОМ — Славно, славно, друг мой грустный! Радугой осели чувства на морской песок. Нам с тобой — урок. — Память — мерзкая открытка. И не более, чем пытка. Новая, ты лучше всех! Слезой укрыла грех. — Славно, друг мой! Сердцу больно. Слёз ему довольно. Есть о радости слова. Их не видит голова. — Ты теперь мне всех дороже. Ты сверкаешь новой кожей. Что болело — то горит. Радость к сердцу говорит. НА ОТМЕЛИ На отмели у скал, в рассветной дымке увидела я светленькую шкурку. Она блестела каплей молока, жемчужиной в окаменевших створках. Так лучик солнца робкий по воде скользит касаясь ряби осторожно. Идёт — и не идёт. Так и любовь, не сразу открывается душе. Так музыка — почти из ничего, из шумов городских и струй прохладных, из мелкого осеннего дождя в душе лепечет. То — наречье детское. Так видятся стихи: едва-едва, отжившей век наморщенною шкуркой, в которой поместилась пара слов, на землю принесённых духом светлым. Так видится судьба. Меж скал и стен, меж волн седых и шума городского. И грамота высокая её — на отмели укромной мирозданья. ОТЛИВ Здесь — вековые сны. Как остов корабля, наполнены прошедшим. Здесь — не вода и не земля. И пенье душ умерших. Здесь водоросли дремлющие плачут, тот плач во сне — в согласье с новолуньем. Здесь дремлет похищенная пиратом удача, яд зелья пережившая колдунья. Дно высохло под ярким солнцем южного мыса. Ящерица греется на горе скалистой! ПРИЛИВ Маяк едва виден. Прилив начался. Там, в глубине, злое играет дитя. Но царь океана ему запретит, за каждым суденышком зорко следит. — Какая нелепость! Он кто — царь морской? — Не смейся, он вскоре придёт за тобой. Как только раздастся мерцающий гул и на берег бросится стая акул. — Ужели прожить без печали нельзя? Душа не выносит печали напева! Несётся корабль, над волнами скользя. — Его сохраняет Пречистая Дева! Мы — путники, в море житейском покуда. Мы все — перед островом Чуда. — Полный вперёд! В ДОКАХ Восходит солнце на суровой площадью. Корабль спит — сон долог у него. Волна укрыла позвоночник асфальта мокрого. Ветер — дыханье невидимых берегов. Рассвет встречаю, гуляя по улицам знакомым, пытаюсь вспомнить радость прежних дней. И кажется — в любой стране как дома. Но радость новая приятней и смелей. Не жадная душою к новизне, не верная прошедших чувств мазне. Душа нездешней лёгкостью полна, хотя горчит осенняя волна. Жестокость смыта, и следы от нег. Так — плаванью конец. Так — первый снег. ВАЛЬС Наоборот, совсем наоборот. Кто ящерку теперь найдёт? Зимою ящерица спит. Вот, в воздухе уж виноград разлит. Вальс глуп, но что прикажете играть? Я вас люблю — и вам ли не понять? Новые альбомы... острова в поисках Посейдона при дворе Червонного Короля |